Возвращение домой
Шрифт:
Лоуренс Тримейн, пятый муж Мэделин, прекрасно разбирался в налоговых вопросах. Он держал под своим контролем все дела жены, был очень ценным человеком для компании, но разве мог он возглавить такое живое, современное дело? У него полностью отсутствовали азарт и проницательность, а без этих качеств невозможно быть главой фирмы международного масштаба.
На первый взгляд племянник Джо, Эрик, младший сын Уилла Кэтчема, годился на этот пост. Эрик работал на фирму после окончания колледжа, то есть шесть лет. В последние два года занимался маркетингом, из него получился хороший дилер. Ему нравилась работа, у него все получалось, но он не обладал организаторским талантом, о чем лучше всех знал сам. Легкомысленный, веселый — эти качества ужасно не нравились отцу, молодой повеса был бы просто счастлив вообще ничего не делать.
Единственный, кто больше всех годился на роль главы компании, кто способен был взять бразды правления в свои руки, это Уилл, который пятьдесят лет отлично управлял своей нефтяной компанией. Но его возраст — семьдесят с лишним лет, инвалидность после перенесенного паралича, доставлявшая ужасные страдания, не позволяли Эвелин остановить свой выбор на нем.
К тому же известен его деспотизм по отношению ко всем, кто попадается на пути, особенно по отношению к женщинам. Для руководства косметической фирмой это просто самоубийство.
Эвелин отмела и кандидатуру Пола, старшего сына Уилла, по многим причинам, хотя именно он с момента болезни отца возглавил нефтяную компанию. Пол — вариант самого Уилла, только менее ловкий и менее умный.
Моника, жена Пола, — пустышка, не способная отличить статью доходов от статьи расходов. И самое главное — ее это ничуть не тревожило. Для счастья ей вполне хватало кредитных карточек и маленького спортивного автомобиля, который трогался с места от одного тычка ключом зажигания. О ней речь вообще не шла, ее имени не упомянули ни Рурк, ни Эвелин.
Когда перебрали все возможные варианты, Эвелин остановилась, постояла, потом вернулась в свое кресло. Откинув голову на высокую спинку, она закрыла глаза и вздохнула.
— Что мне делать? Никто из них не годится на эту роль.
— Но решение есть. Конечно, оно тебе может не слишком понравиться, но это выход из тупика.
Эвелин приподняла веки.
— Ну?
— Ты распродашь акции своей компании.
— Нет. Я категорически заявляю — нет. Тебе известно мое мнение на этот счет. То же самое мне предлагали Уилл и Пол несколько месяцев назад. Я не хочу повторяться. Никому из чужих людей я не позволю прикоснуться к моему бизнесу.
Большим пальцем Рурк поглаживал стекло бокала. Он видел плотно сжатые губы Эвелин, но что-то внутри ему подсказывало — время пришло.
— Но ведь не обязательно это будут чужие люди. Ты же понимаешь. — Он скорее почувствовал, чем увидел, как она напряглась. — В любом случае продажа акций — лучший вариант для компании.
— Да? И почему же?
Рурк посмотрел ей прямо в лицо. В слегка прищуренных глазах Эвелин впервые он увидел недоверие. И ему стало жаль.
— Я думаю, Чэд и Пол с удовольствием продали бы свои акции. По крайней мере часть их. Одному нужны деньги на ранчо, другому — на поддержание нефтяного бизнеса. Я бы сам купил у них. А ты могла бы предложить правлению мою кандидатуру на пост президента.
Чуть приподняв бровь, Эвелин молчала, внимательно наблюдая за Рурком.
— Даже если они захотят продать ничтожно малую часть акций, это большие деньги. У тебя есть так много?
— Я могу достать, если не хватит.
Двенадцать лет подряд Рурк откладывал каждую премию, копил деньги именно с этим прицелом. И вот решился открыть карты, хотя понимал, что может потерять все. Эвелин, конечно, ценила честность и решительность и, пожалуй, гораздо больше, чем другие качества, но когда дело касалось ее компании, она способна стоять насмерть, как тигрица, защищающая своего детеныша.
Она посмотрела на Рурка долгим взглядом.
— Итак, — наконец произнесла она ровным бесцветным голосом, — и ты против меня?
Рурк и бровью не повел в ответ. Голос его звучал ровно и спокойно, в нем слышался лишь слабый упрек.
— Конечно, нет, я просто предлагаю один из вариантов. Я подумал, возможно, это самый лучший выход, но решать тебе. Ты всегда можешь рассчитывать на мою полную преданность, и ты это знаешь.
Ни слова не говоря, они смотрели друг на друга, оба сильные, решительные. Молчание стало давить.
Наконец Эвелин вздохнула:
— Мне жаль, Рурк. Никто не продаст свои акции. Когда Джо начал финансировать мое дело двадцать семь лет назад, он поставил единственное условие — бизнес должен быть только семейным. Он — собственность Кэтчемов. Этот принцип безупречно служит семье более сотни лет. Благодаря ему им удалось сохранить свое состояние, в отличие от многих из их окружения. Джо деньгами поддержал мой бизнес, но условие до сих пор записано в уставе компании особым параграфом. Оно касается всех предприятий Кэтчемов. Изменить его можно лишь большинством голосов держателей акций.
— Которых контролируешь ты.
— Правильно, но даже если бы я хотела распродать акции компании, чего, как ты прекрасно знаешь, я не хочу, я все равно бы этого не стала делать из-за обещания, данного Джо. Я остаюсь верна ему. Именно он держал в своих руках состояние семьи Кэтчемов последние сорок лет. Уилл, конечно, умен, но он авантюрист, постоянно ищет нефтяной фонтан. Стоит ему учуять запах нефти, как он готов рискнуть всем ради того, чтобы добыть ее. Слава Богу, их отец Джон Кэтчем видел разницу между сыновьями и оставил право контроля за Джо. Джо всегда заботился о семье, чтобы она выжила, хотя и предоставил каждого самому себе. Пять процентов из своей половины акций «Эв косметикс» он завещал мне, чтобы у меня оказался контрольный пакет акций. Он сделал это не только ради того, чтобы я могла спасти лично мною созданное, но чтобы я могла позаботиться о его семье. — Эвелин покачала головой. — Извини, Рурк, я не выпущу акции из семьи, но знай, больше всего на свете я хотела бы тебя оставить руководителем фирмы. Но я не могу нарушить обещание, данное Джо. Даже ради тебя не могу.
Подавив разочарование, Рурк пожал плечами, будто решение Эвелин не имело для него особого значения.
Еще не конец, подумал он. По крайней мере ничто пока не изменилось.
— И что же ты намерена делать?
Она вздохнула:
— Пока не знаю. Но я придумаю. Должна придумать.
— Ты придумаешь, не сомневаюсь. Тебе всегда это удается.
Он встал, потянулся, потер затылок.
— Ну что ж, сегодня был трудный вечер. Не беспокойся, меня не надо провожать, — сказал он, махнув рукой, когда Эвелин собралась встать. — Дай знать о своем решении. — И бросил через плечо: — Спокойной ночи.