Возвращение грифона
Шрифт:
Ждать пришлось довольно долго — не знаю, сколько, но по моим ощущениям минут двадцать, не меньше. Все это время я практически не чувствовал кислородного голодания, чему был очень удивлен. Не знаю как, но, похоже, мое тело впитывало кислород из воды прямо через кожу — иного объяснения своим способностям я дать не мог. Организм как-то перестраивался в угоду моим потребностям, и я бы не удивился, если б через часок сидения в воде у меня на боках открылись жаберные щели. Но я до этого не довел, честно говоря, беспокоила мысль о том, как там Мария — как бы ее удар не хватил от переживаний за меня — нырнул и не выныривает! Ужас!
Так оно и оказалось, женщина
Я вышел на берег, как дядька Черномор, и подруга подбежала ко мне и бросилась на шею. У нее текли слезы, Мария рыдала, не обращая внимания на окружающих, и я едва ее успокоил, уведя в сторонку, под дерево, где полчаса назад мы разложили покрывала для загорания и оставили свои вещи.
Улегшись на покрывала, обнялись и долго лежали, впитывая телами солнечные лучи, падающие на нас из послеполуденного солнца. Было жарко, но после двадцатиминутного сидения на дне пруда в родниковой ледяной воде я наслаждался теплом, а еще тем, что на плече у меня лежит красивая женщина с упругим, горячим телом, для которой совсем не безразлично — есть я на этом свете или нет. Кроме нее, у меня в этом мире никого нет — это я знал точно. А может, и не знал, чувствовал, что оно так и есть. Я мало чего знал о мире, в котором живу. Обрывки сведений, всплывающие в голове, мало чего мне давали.
Я уже начал задремывать, когда Мария внезапно спросила:
— И что ты думаешь делать?
— Насчет чего? — спросонок не понял я.
— Насчет убийц и извращенцев, кого же еще?
— Ты имеешь в виду американскую военщину? Проклятых империалистов?
— Вань, ну не придуривайся… Всеволода, конечно, и его отпрысков. И что будем делать с ментами, которые фактически тебя убили? Тебе не кажется, что они даже опаснее этих извратов или, по крайней мере, не менее опасны? Ведь если человек, который поставлен соблюдать закон, ведет себя как маньяк — это страшно. Куда бежать за помощью, когда те, кто должен помочь, преступники?
— Ну… во-первых, не мы будем делать, а я буду делать. Ты тут ни при чем. Я не хочу, чтобы это как-то коснулось тебя. Маш, ты же знаешь, и я знаю — в конце концов, мне придется уйти. А тебе оставаться и жить. Жить в этом мире, с этими людьми. И я не хочу, чтобы мои проблемы как-то ударили в тебя.
— А они уже ударили. И если мы не разоблачим маньяков — погибнет еще один человек, забыл? И если мы не уберем из милиции преступников — тоже пострадают люди. Так что я тебя спрашиваю — что будем делать?
— А ты как видишь ситуацию, интересно? Мы можем наказать их двумя способами, как ты догадываешься — сдать власти или наказать самим — уничтожив негодяев. Что ты выберешь?
— Как — убить? Что, сами, мы — убить? — растерялась подруга.
— Нет, мы наймем сторожа дядю Петю, и он забьет их ручкой от метлы.
— Нет… я не могу. Только сдавать их в правоохранительные органы. Только так. Пусть их судят. Доказательства у нас есть, так что…
— А каким правоохранительным органам ты собралась их сдать?
— Ну как каким… в милицию, — неуверенно ответила Мария, поглаживая меня крепкой гладкой ладонью по плечу.
— Мы пока оставим в стороне «оборотней в погонах»…
— Кого? Оборотней? Почему ты так сказал? Странное название. Откуда ты его взял?
— Не знаю. Всплыло в голове, и все. Так вот, не перебивай, подумаем насчет семейки маньяков. Итак, я прихожу в милицию и сообщаю о том, что родственники
— И что будет? — эхом повторила Мария.
— Они скажут, что я спятил, а когда узнают, что до этого я лежал в психушке — туда же меня и отправят.
— А если я пойду? Я же не психбольная — уважаемый врач, психиатр. Меня воспримут серьезно.
— Ага. Только к кому ты пойдешь? К этой толпе уродов, которая меня убивала? К этим оборотням? Ну, хорошо. Пришла. Они тебя выслушали, а потом спрашивают, а откуда ты узнала про закопанную жену Всеволода, друга Федорчука? Откуда ты знаешь о том, кто убил девочку? Духи рассказали? Или, может быть — твой сожитель, маньяк-убийца, который каким-то образом выжил и снова ходит по миру, как ни в чем не бывало? Никогда не поздно взять за задницу его еще раз и хорошенько потрясти. Что-то слишком много сходится на этом парне. И на его сожительнице. Может, и ее потрясти? А что — вариантов много — может, она со своим сожителем вместе куролесила, убивала и мучила. Ты можешь себе представить такой исход твоего посещения отделения милиции?
— Теперь — могу, — тихо ответила Маша после длительного молчания.
— То-то же…
— И что, ничего сделать нельзя? Ну, есть же КГБ, есть же прокуратура! Пойти туда!
— Им тоже на все плевать. Они спустят дело в то же отделение милиции, тем, кто и допустил это безобразие. Как ты думаешь, какое они примут решение? Я тебе уже об этом говорил…
— Так что — только убивать?! — Мария снизила голос до шепота. — Я боюсь!
— Ну, тебя никто и не просит этим заниматься, я же сказал. Теперь подойдем к самому интересному — к милиционерам. Что делать с ними?
— Ну… в прокуратуру… а еще лучше — в КГБ. Мне рассказывали — у них постоянно с КГБ трения. Гэбэшники за ними следят, ловят и наказывают.
— Замечательно. Я прихожу в КГБ и говорю: «Меня в отделе убивали, но не убили. Закопали в землю, но я выкопался». — «А где следы побоев?» — спрашивают меня. А я отвечаю: «Раны все заросли, зажили буквально за сутки. Такой я мутант. И только что из психушки». Что будет дальше?
— Ничего хорошего, — удрученно сказала Мария и перевернулась на живот, демонстрируя миру тугие ягодицы, достойные пятнадцатилетней девушки, — так что, нет никакой альтернативы убийству?
— Если видишь ее — укажи.
— Не вижу. Не вижу…
Мы полежали на берегу еще с полчаса, потом снова окунулись, и, замерзнув в воде, оделись. Потом побрели домой, чувствуя, как горячий ветерок высушивает нашу одежду и тела.
За все время мы не встретили на пруду никого из знакомых, из тех, кто вчера провожал меня «в последний путь». И это порадовало. Не хотелось лишних вопросов, шепотков и разговоров за спиной.
Я шел и думал — как все обстряпать максимально умело, так, чтобы раздать всем сестрам по серьгам и при этом остаться в стороне. Чтобы никто не заподозрил, что казнь негодяев моих рук дело. Что ни говори, не все менты такие глупые, как Федорчук. Те же опера, при их беспредельности глупыми не были. Особенно начальник отделения уголовного розыска. Вон он как все обстряпал с моим «трупом». И не подкопаешься. Кто может подумать на заслуженного офицера милиции, в чине не менее майора, кто может обвинить его в сокрытии преступления, совершенного его сотрудниками, да еще и в соучастии в этом преступлении. Всех повязал кровью — заставил бить меня, добивать, и теперь каждый боится раскрыть рот — ведь и он может попасть лет на двадцать на зону.