Возвращение Ибадуллы
Шрифт:
Хамидов продолжал шептать:
— Я ждал, пока совсем стемнеет, чтобы твои соседи не смогли его случайно увидеть через стену. У меня неудобно, большой общий двор, ты знаешь. Ему будет лучше жить у тебя, к тебе никто не ходит. Сейчас я его приведу.
Исмаилов сообразил, что это за гость. Внезапно его начала бить мелкая дрожь. Он приподнялся, пытаясь схватить руку Хассана, но того уже не было.
Заскрипели ступеньки ведущей со двора лестницы. Их знакомый звук казался Исмаилову очень громким. Кто-то сел перед ним на корточки.
— Мир тебе, мусульманин.
— Тебе мир, — автоматически ответил Исмаилов. «Хамидов мог бы предупредить заранее. Хорошо, что темно…»
Три головы сблизились. Пришелец дышал густой смесью лука и табака. Он говорил таким низким и глухим голосом, что в трех шагах ничего нельзя было бы разобрать:
— Правоверные, близится торжество. Коммунисты осуждены погибнуть в страшной резне, и ад переполнится их телами. Могучие американцы помогают нам. Они дают деньги и оружие. Они обучают мусульман способам борьбы против коварных коммунистов.
Незнакомец перевел дыхание и продолжал:
— Добрые вести. Новые бури идут на русских. Я сам видел знаменитого ревнителя веры Сеида-Али. Заключен новый добродетельный союз. Скоро меч выйдет из ножен. Но бойтесь опоздать. Проявивший малое усердие застанет жатву убранной другими, и ему не достанется ни колоса…
Гость говорил не спеша. Его речь, наполненная заимствованными из корана образами, успокаивала и внушала доверие. Он, без сомнения, фанатик, твердый и надежный. Исмаилов успел прийти в себя.
Месяца два тому назад, кажется в начале мая, Хамидов принес дошедшее долгим и извилистым путем сообщение: «Ждите гостя из-за рубежа». Бывали и раньше такие вести, но никто не приходил, хотя Хамидов и писал на уцелевшей от его кирки колонне мечети-хонако, неподалеку от входа в город, условные слова и знак из двадцати пяти черточек, расположенных в пять рядов…
Исмаилов умел, меняя почерк, мелко исписывать листки тонкой бумаги, наполняя их сведениями о жизни города, о движении самолетов, поездов, грузов, о воинских частях. Директор торговой организации бывает в курсе многого, многое знает, о многом догадывается. Доверяя своей счастливой судьбе и ловкости друга, он передавал листки Хамидову для пересылки.
Отнюдь не расчеты на денежное вознаграждение руководили Исмаиловым. Честолюбец метил далеко, он хотел, чтобы когда-нибудь его имя было произнесено громко и его деятельность награждена высоким постом.
Чего же еще хотят от него? Разве недостаточны его заслуги перед любым будущим правительством? Неужели он еще должен скрывать этого человека и подвергаться непосредственной смертельной опасности?
Воспользовавшись паузой, Исмаилов попытался избавиться от гостя, которого так ловко всучил ему Хамидов.
— Надолго
Пришелец немного помолчал, взвешивая слова. Потом он сурово ответил:
— Муж есть владелец жены, жена — владение мужа. Твоя жена так развращена тобой, что ты, не управляешь ею и она не слушает тебя? Сожалею о тебе. Бог сказал: правоверные имеют врагов в своих женах и детях, забота о них отвращает от святой войны. Ты опасаешься жены? Не медля ни минуты, изгони ее. Близок день, когда мужья и здесь получат власть и право смерти над женами. Если не хочешь изгнать, напомни женщине ее обязанности, мужчина.
Исмаилов, наконец, сообразил, что напрасно поставил себя в неловкое положение. Его слова должны были резко противоречить тому, что гость наверняка слышал о нем от Хамидова, прежде чем решился прийти в его дом. Исмаилов поспешил поправиться:
— Нет, моя жена послушна. Но женщина слаба.
— Так укрепи ее, — резко приказал гость.
V
Амина подкрадывалась к выходящей на веранду двери. В своем доме женщина не нуждается в свете, чтобы передвигаться бесшумно и незаметно. Ни одна половица не скрипнет под ее ногой, и она ничего не заденет.
Женщина хотела понять, что за человека привел Хамидов, почему он сначала сидел в нижней комнате; для этого нужно подслушать, о чем говорят мужчины.
Обитательницы соседнего дома, где жил Мослим, жалели Амину за то, что она всегда сидела дома и не знала ничего, кроме магазинов и базара. Старшая внучка Мослима смеялась над ней и называла ее трусливой овцой и глупой курицей. Это все из-за того, что Амина боится мужа и во всем его слушается. Амина никогда и никому не жаловалась на Садыка.
Она не знала его прежде, он договорился с ее бабушкой и по обычаю заплатил выкуп, калым. Амина была сиротой, и бабушка воспитывала ее. Когда девушку выдавали замуж за Садыка Исмаилова, бабушка и все тетки говорили: «Счастливая Амина, она выходит замуж за торгового человека, у нее все будет, и все будут ей завидовать».
Торговый человек считается самым почетным и богатым. Правда, у Садыка хорошая квартира, отдельный дом в два этажа, в каждом этаже по две комнаты и свои дворик внизу, где Амина полная хозяйка.
Но с деньгами очень трудно. Особенно плохо стало после рождения второго ребенка. Муж не захотел ничего прибавить к прежним деньгам на хозяйство. Он сказал: «Довольно, правительство все время снижает цены, а ты научилась хозяйничать и можешь обойтись».
Пусть так. Она обходится, но в своем доме она имеет право знать все! И Амина старалась услышать, о чем говорят мужчины. Но мужчины говорили так тихо, что Амина не могла разобрать ни одного слова. Она слышала только невнятное: бу-бу-бу и шт-шт-шт…