Возвращение короля Коболда
Шрифт:
Но в противовес этим россказням ходил слух, просочившийся теперь по всей деревне — что гнев плосколицых притупился; что Йорик уломал их и заставил понять, что это безумие с набегами и вторжением было делом рук одного Мугорка и что когда плосколицые явятся, то удовольствуются расправой с одним лишь Мугорком и его подручными. И конечно, с Коболдом.
Часовые содрогнулись. Что же это за народ — кудесники, смеющий бороться против бога?
Так вот и текли их мысли много часов, покуда луна медленно опускалась к горизонту, а затем ушла за него — и на страну опустилась темнота, которую освещали только звезды. Уставшие часовые начали впадать в сонливость. Ночь почти прошла; плосколицые не появились. Еще несколько часов, и они в безопасности...
Затем солдаты вздрогнули, уставясь на море. Что это за темные силуэты неслись к берегу, столь многочисленные, что казались темным пятном на поверхности моря? Часовые недоверчиво зажмурили глаза, замотали головами — но когда они снова посмотрели, приземистые, темные силуэты по-прежнему мчались к берегу. Наверняка это не могли быть плосколицые, нахлынувшие столь бесшумно...
Но темные силуэты врезались в берег, заскребли, останавливаясь, о песок, и с их бортов посыпались десятки теней поменьше. Хоть это и казалось кошмаром, это был отнюдь не сон! Часовые подняли к губам сигнальные раковины и затрубили тревогу!
Неандертальцы кубарем высыпали из своих хижин, натягивая шлемы, расхватывая секиры, заспанные, но быстро пробуждающиеся, перекликаясь на ходу.
Грамарийские солдаты построились в шеренгу и замаршировали к деревне.
Верховный Чародей ездил взад-вперед вдоль шеренг, предостерегая солдат:
— Пока не кричать! Помните, молчание! Чем больше шума подымут они, тем более жуткими покажемся мы.
Но зверолюди кое-как собрались в неровную шеренгу и, спотыкаясь, побрели к грамарийским-солдатам, раздраженно издавая нестойкие боевые кличи.
— Давай! — проревел Род, и солдаты атаковали, грянув раздирающий уши крик в сотни глоток.
Шеренги с треском сошлись, и длинные алебарды нашли свои жертвы. Секиры перерубали им древки, но зверолюди погибали. Затем то тут, то там зверолюди начали ловить взгляды солдат, и грамарийская шеренга замедлила наступление, так как ее члены начали цепенеть.
В каюте флагмана ведьмы и чародеи сидели, образовав круг, взявшись за руки, уставясь в потолок.
Грамарийская шеренга снова набрала скорость, когда с разума солдат спала парализующая тьма.
Зверолюди неистово потянулись за мощью Кобольда,
Берег миновала вторая волна грамарийских солдат, и сквозь шеренгу просунулись новые алебарды. Первая волна отступила, оправляясь от воздействия Дурного Глаза.
— Мы высадились, лорд Чародей, — крикнул Туан, натягивая поводья рядом с Вексом. — Действуй как должен; мы с сэром Мэрисом позаботимся о наших ратниках.
— Премного благодарен, мой государь! — крикнул в ответ Род. Он пригнулся, распластавшись на спине Векса. — Давай, Стальной Скакун! Гони к тому низкому кустарнику!
Робот-конь пустился галопом, направляясь к кустам и невысоким деревьям на краю пляжа.
— Род, такая увертка едва ли нужна! Мои мысли пока даже не туманятся!
— На сей раз я беспокоюсь не из-за того, что с тобой случится приступ в разгар битвы.
— Тогда зачем же такое отступление? — Векс замедлил бег и остановился за ширмой кустарника.
— Ты только подожди немного и положись на меня.
Род раздвинул кусты и посмотрел на берег. Битва бушевала вовсю. Но заботило его совсем не это. Он просканировал весь берег — а особенно кусты. Было очень темно. Грамарийские солдаты зажгли факелы, чтобы видеть врага. В их пылании, смутно освещавшем края берега, Род еле-еле сумел различить какую-то неясную аморфную массу, очень медленно набухавшую и становившуюся все больше — но он не был уверен наверняка.
Вторая волна солдат сражалась почти в самом лагере неандертальцев, прежде чем чистый рефлекс заставил отдельных зверолюдей начать выискивать глаза одиночных противников. Мощь влилась в зверолюдей, глаза их загорелись ярче. Грамарийская шеренга замедлила шаг и со скрежетом остановилась.
В каюте флагмана Агата и Гвен сжали руки ведьм, находившихся рядом, и закрыли глаза, склонив головы.
Алебарды, копья и мечи медленно задвигались, набирая силу и парируя удары зверолюдей.
Зверолюди рубились истерически, в отчаянии, порожденном суеверным страхом — но также и беспорядочно, отбрасывая всякую защиту. Алебарды вонзались в них, трещали кости и хлестала кровь.
Спускаясь по трапу, брат Чайлд споткнулся, потерял равновесие и упал, растянувшись с испуганным воплем на песке.
Пак тихо рассмеялся, отшвырнул в сторону палку, просунутую им между ног монаха, и метнулся к нему, делая руками таинственные, символические жесты и читая нараспев себе под нос.
— Коль же ослеплен, хронист, ты чрезмерным рвеньем, Света истины не зришь, полный самомненья. Так побудь в темнице лжи, в строгом заключении. Посиди-ка ты часок, потерявши зренье!
— Что... что случилось? — воскликнул, подымаясь с песка брат Чайлд. Он огляделся, а затем зажмурился, помотал головой и снова открыл их. — Что! Ужели ночь сделалась столь темной? Ужель и вовсе пет никакого света? — Затем лицо его превратилось в маску ужаса, когда до него дошла правда. — Я ослеп! Да простит меня небо — я лишился зрения!
— Ну-ну, приятель, — проворчал глухим гортанным голосом Пак, подходя ближе к брату Чайлду. — Что тебя мучает? А, да ты священник!
— О, добрый сэр! — замолотил вокруг себя руками брат Чайлд и, поймав плечо Пака, вцепился в него. — Пожалейте меня, ибо я поражен слепотой!
— Что же за грехи такие, — прогромыхал Пак, — если понадобилось применить столь жестокое наказание?
— Не могу сказать, — опустил голову брат Чайлд. — Возможно, гордыня — что я осмелился записывать все происходившее в ходе этой войны... — Он вскинул голову, уставясь незрячими глазами в пространство. — Битва! О, незнакомец, пожалей меня! Я столько месяцев трудился, внося в книгу каждое отдельное событие этой войны! Я не могу остаться без знания о заключительной битве! Останься и скажи, что ты видишь! Расскажи мне о ходе битвы