Возвращение последнего атланта (сборник)

Шалимов Александр Иванович

— Найдет Атлантиду, — подсказал я.

— Зачем искать, — он раздраженно передернул худыми, костлявыми плечами. — Она давно найдена. Она вокруг. Мы находимся в центре юго-восточной провинции. В двадцати милях к северу расположен Великий восточный порт. Отсюда их суда плавали к берегам Африки и к Средиземному морю. На склонах этой горы, превратившейся в остров, была большая обсерватория.

Он говорил так, словно видел все это собственными глазами.

— Откуда вы знаете? — не выдержал я.

Он не рассердился. Внимательно посмотрел на меня. Потом тихо заговорил,

словно рассуждая с самим собой:

— Я стар и доживаю последние месяцы, если не дни… Всю жизнь я посвятил одной мечте. Хотел вернуть людям утерянное звено великой цепи их истории. Надо мной издевались. Одни потому, что были умны, боялись и завидовали, другие — потому, что были глупцами. Но я поклялся ему, что не отступлю, — старик указал в альков, — и старался сдержать клятву. Здесь собрано все, что удалось собрать за семьдесят лет короткой человеческой жизни. О каждом из этих камней можно написать книгу. Сейчас у меня не осталось ни сил, ни денег. На родине я объявлен уголовным преступником, который украл и растратил состояние целой семьи… Своей семьи… Ты понимаешь? Эти камни поглотили все. И будь у меня еще больше… — он махнул рукой.

— Но почему вы не написали об этом?

— Сначала потому, что был молод и глуп. Хотел узнать больше и сразу потрясти мир своими открытиями. Потом, когда поумнел, то уже знал так много, что мне не поверили. Историей его страны, — он снова кивнул в сторону портрета, — хотели заниматься многие, а доказательства были только у меня. Знаешь, что сделали с моей первой рукописью? Это был научный трактат, а его издали как фантастическую повесть. Я чуть не сошел с ума. Подал в суд, и меня же объявили безумцем. Вторую книгу вообще отказались печатать. А когда я решил издать книгу сам, у меня уже не было денег оплатить издание.

— Неужели в целом мире не нашлось никого…

— Молчи… И твоя страна не пожелала бы иметь дела с сумасшедшим. Требовали доказательств подлинности всего, что хранится здесь. Это было кощунством. Я готов перегрызть горло тому, кто не верит, но не унижусь до доказательств, что я не лжец.

— Какие доказательства? Разве эти памятники не говорят сами за себя? Я не специалист, но…

Старик презрительно усмехнулся.

— Это видно, — пробормотал он, вытирая слезящиеся глаза грязным платком, — это-то видно… А вот те, кто понимает, им нужны доказательства! Они знают, что старый ди Ривера после смерти Жака Дюваля всю жизнь работал один. У него нет свидетелей. Он мог подделать документы, музейные книги. Он мог своими руками изваять все эти колонны, орнаменты, арки, хода камнеточцев, руку девушки. Хе-хе-ха-ха…

Его визгливый смех разбудил эхо этого странного зала. Старик уже умолк и снова тер глаза, а смех еще звучал где-то вдали, за двойным рядом каменных колонн.

Мне снова стало не по себе, и я подумал, что люди, называвшие его безумцем, были не очень далеки от истины.

— Нет, — сказал он, как будто угадывая мои мысли, — нет-нет. Это гораздо сложнее, чем ты предполагаешь… Но довольно. Иди! Пора запирать музей.

— А портрет, — запротестовал я. — Кто изображен на нем?

— Хочешь знать?

— Хочу.

— Я

мог бы отделаться небылицей, — задумчиво произнес ди Ривера, — или просто выгнать за назойливость. Не обижайся. Я выгнал отсюда не одного любителя чужих тайн — журнальных брехунов. Ненавижу их. Этой участи не избег и достопочтенный сэр Фрэнсис Сноудон из Королевского общества. Глупец пытался рассуждать, что здесь памятники критской культуры, а не то, что здесь есть. Как он улепетывал! Я вышвырнул вслед его портфель, котелок и зонтик. Но с тобой иначе: не скажу, чтобы ты мне понравился. Я еще не раскусил тебя. Кое-что, пожалуй, расскажу. На твоей родине о моих работах не знают. Но ставлю условие: ты не превратишь это в занимательную басню для простаков. Во всяком случае, пока я жив. Обещаешь?

— Вы хотите, чтобы я сохранил в тайне ваш рассказ?

— Я хочу того, что я сказал, — вспылил ди Ривера. — Не превращать историю исчезнувшего народа в анекдот. Ты понял? То, что ты услышишь, действительно произошло. Если бы я верил в бога, мог бы поклясться. Но я перестал верить семьдесят лет назад. К тому же я клялся только один раз в жизни. Не требую верить мне, но настаиваю, чтобы ты обещал не издеваться над услышанным. Нельзя больше опорочить истину, как сделав из нее фантастический рассказ.

— Обещаю, что не напишу фантастический рассказ, — торжественно произнес я.

— Пока я жив, — повторил ди Ривера. — Аминь. Итак, слушай… Впрочем, нет. Ступай в библиотеку, там подожди.

Он повернулся и, кряхтя, полез по лестнице в альков. Я медленно двинулся через полутемный зал. Ступив несколько шагов, осторожно оглянулся. Старик в глубокой задумчивости стоял перед портретом, не отрывая от него пристального взгляда.

Ждать мне пришлось довольно долго. Наконец послышались шаркающие шаги. Старик появился у входа в библиотеку.

— Я должен запереть входную дверь, — буркнул он, не глядя на меня. — Привратник болен, и мне приходится исполнять его обязанности. Жалкие гроши, которые зеваки платят за вход, — весь доход музея.

— А не пойти ли нам в кафе? — нерешительно предложил я.

Старик быстро оглянулся, испытующе глянул мне в глаза. Потом довольно равнодушно сказал:

— Пойдем. Только предупреждаю — у меня… нет денег. Последние дни в музей никто не заглядывал, кроме тебя.

***

Мы вышли наружу. Солнце уже висело низко над горизонтом. Легкий бриз нес влажную прохладу. От его порывов шелестели широкие листья пальм. Невдалеке шумно вздыхал океан.

У входа в музей на каменной скамье лежала пачка журналов.

Ди Ривера поднял их, перелистал, осторожно сложил в кресло, стоящее в холле.

— Милостыня музею, — пояснил, закрывая тяжелую дубовую дверь. — Шлют бесплатно. Кое-где еще помнят о нас…

В кафе тот же полуголый кельнер с серебряной серьгой в ухе, понимающе подмигивая мне, уставил столик тарелками, мисками и бутылками. По тому, как старый ди Ривера потирал худые пальцы и глотал слюну, я понял, что он голоден.