Возвращение снежной королевы
Шрифт:
– Что надо, то и украли! – огрызнулся толстый сержант, вытирая мощный загривок клетчатым платком. – Нечего тут, понимаешь, разговоры нарушать и провокации разговаривать! Скажи спасибо, что мы твоей конкретно регистрацией по месту жительства не интересуемся!
– Ой, спасибо, начальник! – Цыган низко поклонился и снова подмигнул. – А все-таки не иначе, как лошадь украли! И наверняка у самого начальника милиции!
Прошла безутешная вдова, прошла мать усопшего под руки с близкими подругами, прошли остальные родичи и просто знакомые. Одной из последних шла высокая сгорбленная старуха с лицом, закрытым краем кисейной шали.
– А ну, лицо покажи! – потребовал сержант.
Старуха пробормотала что-то неразборчивое, шедший рядом молодой цыган вступился за нее:
– Слушай, начальник, у тебя мать есть? У тебя бабушка есть? Прояви уважение к старому человеку! Болеет она, понимаешь, зачем тебе ее лицо смотреть?
– Ты еще будешь тут пропаганду разговаривать! – рявкнул на него сержант. – А ну, предъявить внешность лица для опознания!
– Ой, начальник, нехорошо поступаешь! – огорчился цыган. – Нехорошо, некрасиво! Старого человека не хочешь уважить! Как будто сам старый не будешь!
Еще двое или трое лаварей задержались возле калитки, попытались урезонить милиционера, но он был неумолим, тем более что спиной чувствовал настороженный взгляд человека в сером.
Наконец сутулая старуха размотала свою шаль и открыла лицо.
Сержант, ко всему привыкший за годы службы, невольно попятился и испуганно перекрестился.
Лицо старухи было покрыто страшными шрамами и уродливыми белесыми пятнами.
– Что это с ней? – спросил страж порядка, ни к кому в отдельности не обращаясь.
– Молодая была, – пояснил тот же разговорчивый цыган, – не поделила с подругой одного красивого рома… ну, подруга приревновала – наши цыганки ведь как огонь! – ну и плеснула кислотой в лицо! Вот с тех пор приходится шалью закрываться!
– Ну что, доволен? – прошипела цыганка. – Налюбовался? Понравилась я тебе?
Сержант, ничего не ответив, махнул рукой. Старуха плюнула ему под ноги и снова замоталась шалью.
Последние цыгане покинули кладбище, расселись по стареньким битым машинам и уехали.
Толстый сержант поплелся к человеку в сером.
В силу давней и глубокой нелюбви, связывающей два силовых ведомства, он не слишком расстроился своей неудаче. Подчиняться человеку из Конторы ему приходилось, но выполнял он свои обязанности через пень колоду.
– Объект не обнаружен! – кисло доложил он смежнику.
– Вижу! – скривился тот. – А другие выходы с кладбища есть?
– Ну, главные ворота имеются… – протянул сержант.
– У главных ворот наши люди…
– Опять же, в заборе дырок хватает… мы их заделываем, а они снова ломают…
– Ладно, черт с тобой! – отмахнулся человек из Конторы и пошел к своей машине.
– Сам такое слово! – процедил ему в спину сержант.
Когда обшарпанные, проржавевшие «Жигули», за рулем которых сидел молодой разговорчивый цыган, достаточно далеко отъехали от кладбища, сидевшая на заднем сиденье старая цыганка снова размотала шаль, открыв изуродованное шрамами и пятнами лицо. Однако на этом она не остановилась, подцепила кожу под подбородком и осторожно потянула ее.
Эластичная маска, купленная в магазине театрального реквизита, легко отошла от лица вместе со всеми следами «бурной молодости», и женщина разом помолодела лет на сорок.
Вслед за маской она сняла черно-седой парик, открыв длинные, необыкновенно светлые волосы.
– Высади меня на углу, – попросила Лера цыгана. – Дальше я доберусь сама.
– Как скажешь, бабушка! – подмигнул ей водитель.
Лера шла по улице и размышляла.
После разговора с Луговым у нее появилось гораздо больше вопросов, чем ответов. Кто такой Градов? Почему Лугового так удивила ее внешность? Вроде бы человек он непростой, всякого в жизни повидал, а на нее уставился, как будто привидение встретил. И все допытывался – кто она такая…
Откуда со стороны весьма могущественного государственного человека этот неожиданный интерес к ее скромной персоне?..
И тут же она вспомнила, как еще один человек смотрел на нее с таким же выражением лица, как только что смотрел Луговой.
Она вспомнила свой первый приезд в Петербург, женщину, к которой направила ее мать. Мама тогда очень не хотела, чтобы Лера уезжала, она всячески удерживала ее дома. Лере же тесно было в городе, в их небольшом деревенском доме, осточертели пьяные скандалы отчима, ей хотелось в большой город – людей посмотреть и себя показать, найти работу, хоть как-то устроить свою жизнь и приезжать в родной Владимир только в отпуск весной, когда над городом плывет аромат сирени и в каждом саду розово-белым облаком расцветают вишни.
Мама уговорила дочку подождать с отъездом до восемнадцатилетия, этот год Лера проработала на оптовой торговой базе в непонятной должности – не то секретаря, не то прислуги за все. Наконец настал долгожданный день, мама протянула Лере письмо в заклеенном конверте и сказала, что Лере лучше ехать не в Москву, а в Петербург. Хоть он и дальше, но там гораздо спокойнее, и самое главное – там у нее живет старинная знакомая, которая обязательно Лере поможет на первых порах. Еще мама просила ни в коем случае не читать письма. Лера удивилась, но дала слово.
Татьяна Ивановна жила в центре в большом красивом доме на Суворовском проспекте. Лера чудом проникла в подъезд – не то консьержка обалдела от жары, не то не сообразила спросонья.
Татьяна Ивановна встретила ее настороженно, сдержанно, можно даже сказать, холодно. Во всяком случае, явно не обрадовалась ее появлению. Но что-то в ее взгляде, которым она встретила Леру, напомнило выражение, промелькнувшее сегодня в глазах Лугового. Она очень удивилась, увидев ее, и, кажется, испугалась.