Возвращение танцмейстера

Манкелль Хеннинг

– Авраам Андерссон. Но здесь меня зовут Дунчерр – место, где у меня хутор, называется Дунчеррет.

– Вы крестьянин?

Андерссон засмеялся и сплюнул.

– Нет, – ответил он. – Ни крестьянин, ни лесоруб. Живу в лесу, это да, но деревья не рублю. Я скрипач. Двадцать лет играл в симфоническом оркестре в Хельсингборге. Потом надоело, и я переехал сюда. На скрипке иногда играю, но больше чтобы держать пальцы в форме. Профессиональные скрипачи подвержены заболеваниям суставов. Стоит только резко прекратить играть – и все. Так мы и познакомились с Гербертом.

– Что вы имеете в виду?

– Я обычно беру скрипку на прогулки. Иногда останавливаюсь в самой чаще. Скрипка звучит необычно. А в другой раз забираюсь на горку или иду к озеру. Совершенно различный звук. После всех этих лет в концертных залах такое ощущение, что в руках новый инструмент.

Он показал рукой на поблескивающее за деревьями озеро:

– Я стоял там и играл. По-моему, вторую часть скрипичного концерта Мендельсона. И вдруг появился Герберт с собакой. Спрашивает, какого черта я здесь делаю. Его можно понять. Кто ожидает наткнуться в лесу на старика со скрипкой? И он разозлился, потому что я был на его земле. Но потом мы подружились. Если, конечно, это можно назвать дружбой.

– Что вы имеете в виду?

– У Герберта Молина не было друзей.

– Почему?

– Он купил этот дом, чтобы жить в покое. Но совершенно ни с кем не общаться невозможно. Через несколько лет он сообщил мне, что в сарае висит запасной ключ. Почему он это сказал, я так и не понял.

– Но вы общались?

– Нет. Но он позволял мне играть у озера, если мне захочется. И я скажу вам совершенно откровенно – я никогда не был у него в доме. Как, впрочем, и он у меня.

– И никто никогда к нему не приезжал?

Стефан заметил, что Андерссон на какое-то мгновение засомневался, хотя реакция его была почти незаметна.

– Насколько я знаю, нет.

Кто-то все же приезжал, подумал Стефан.

– Другими словами, вы тоже пенсионер, – переменил он тему. – Как и Герберт, решили спрятаться в лесу.

Тот снова засмеялся:

– Нет еще. Я не пенсионер и не спрятался в лесу. Я пишу для ансамблей.

– Ансамблей?

– Песни. Время от времени. Любовь – кровь, заря – моря. Чушь в основном. Но мои вещи часто брали неплохие места в Швеции. Правда, я не подписываю песни своим именем. У меня псевдоним.

– Какой?

– Сив Нильссон.

– Женское имя?

– Со мной в реальной школе училась девочка, в которую я был влюблен. Ее звали Сив Нильссон. Я подумал, что это довольно изящное признание в любви.

Стефан не мог понять, шутит Авраам Андерссон или нет. Но потом решил принять все на веру. Глянул на его руки – пальцы длинные и тонкие. Такие вполне могут быть у скрипача.

– Никак не пойму, что произошло. Кто убил Герберта? Еще вчера здесь сновали полицейские. Они прилетали на вертолете, привозили собак. Бегали по всем окрестным хуторам и задавали вопросы. Но никто ничего не знает.

– Никто?

– Никто. Герберт Молин приехал сюда, чтобы его оставили в покое. Но, как видно, кто-то не хотел оставить его в покое. И вот он мертв.

– Когда вы виделись в последний раз?

– Вы задаете те же вопросы, что и полицейские.

– Я ведь тоже полицейский.

Андерссон посмотрел на него оценивающе:

– Но вы не местный. И вряд ли работаете с этим делом.

– Я знал Герберта. Взял отпуск и приехал.

Андерссон кивнул, хотя Стефан был уверен, что тот ему не поверил.

– Каждый месяц я на неделю уезжаю в Хельсингборг, повидаться с женой. Странно, что это все произошло, когда меня не было.

– Почему странно?

– Потому что я всегда уезжаю в разное время. Иногда в середине месяца, скажем, с воскресенья до субботы. Но бывает, что и со среды до вторника. Всегда по-разному. И его убивают как раз в мое отсутствие.

Стефан задумался:

– То есть вы хотите сказать, что кто-то воспользовался вашим отъездом?

– Я ничего не хочу сказать. Я просто считаю, что это странно. Тут же, кроме меня и… ну и Герберта, никого нет.

– И как вы думаете, что здесь произошло?

– Понятия не имею. Мне надо идти.

Стефан проводил его до машины, которую тот оставил на спуске. На заднем сиденье лежал скрипичный футляр.

– Где, говорите, вы живете? Дунчеррет?

– Рядом с Глёте. Едете по той же дороге, километров шесть, а потом будет указатель: Дунчеррет – 2, два километра налево.

Андерссон сел за руль.

– Надо бы поймать того, кто это сделал, – сказал он. – Герберт был странным человеком, но вреда никому не делал. Скорее всего, это какой-нибудь сумасшедший.

Стефан смотрел вслед машине, пока не смолк звук двигателя. Подумалось, что в лесу слышно довольно далеко. Потом он вернулся к дому и пошел по тропинке к озеру. Он все время думал о том, что услышал от Авраама Андерссона. Никто не знал Герберта Молина. Но все-таки кто-то к нему приезжал, хотя Андерссон по каким-то соображениям и не хотел этого говорить. Стефан вспомнил, с какой тревогой Авраам говорил, что убийство произошло именно тогда, когда его не было рядом, если, конечно, десять километров – это рядом. Он остановился и задумался. Андерссон подозревает, что убийца Молина знал, что его нет дома. Это, в свою очередь, может означать две вещи: либо преступник живет тоже где-то поблизости, либо он наблюдал за Гербертом, и довольно долго, не меньше месяца, а может быть, и дольше.

Наконец, Стефан подошел к озеру. Оно оказалось больше, чем он думал. Коричневая вода была подернута рябью. Он присел и потрогал воду – ледяная. Он выпрямился и вдруг вспомнил больницу в Буросе и все, что ему предстоит, – впервые за много часов. Стефан сел на камень. С другого берега, густо поросшего лесом, доносился вой бензопилы. Мне тут нечего делать, подумал он. Может быть, у Герберта Молина и были причины прятаться тут в лесу, но у меня-то их нет. Наоборот, мне надо хорошенько подготовиться к лечению. Врач настроена оптимистично, я еще молод и силен. И все равно никто не знает, буду я жить или нет.