Возвращение: Тьма наступает (Сумерки)

Смит Лиза Джейн

Надеюсь, что ты никогда этого не прочтешь.

Со всей моей любовью, сердцем и душой,

Стефан

P. S. На всякий случай: под второй половицей от стены, напротив кровати, спрятано 20 000 долларов в стодолларовых купюрах. Сейчас прямо на ней стоит кресло-качалка. Если отодвинешь кресло, легко заметишь трещину.

Дамон аккуратно удалил этот фрагмент файла. Потом, искривив рот в полуулыбке, он задумчиво, не произнося ни звука, набрал другой текст, с абсолютно иным смыслом. Быстро перечитал. Лучезарно

улыбнулся. Ему всегда хотелось стать писателем — не в смысле закончить какие-то курсы, естественно; просто он чувствовал, что у него к этому делу врожденный дар.

«Пункт первый выполнен», — думал Дамон, сохраняя файл, в котором вместо слов Стефана теперь были его слова.

Он тихо подошел туда, где на узкой кровати, за спиной у Стефана, свернувшись калачиком, спала Елена.

Теперь переходим к пункту номер два.

Медленно, очень медленно, рука Дамона скользнула под подушку, на которой лежала голова Елены. Он коснулся волос Елены, разметавшихся по подушке в лунном свете, и это прикосновение причинило ему боль — не столько в клыках, сколько в груди. Дамон медленно шарил под подушкой. Он искал нечто гладкое.

Неожиданно Елена что-то пробормотала во сне и повернулась. Дамон едва не отскочил в темноту, но глаза Елены были по-прежнему закрыты, а тень от ресниц лежала толстыми чернильными полумесяцами на щеках.

Теперь ее лицо было обращено прямо к Дамону, но, как ни странно, он не стал искать взглядом голубые вены на ее светлой гладкой коже. Он жадно смотрел на ее полураскрытые губы. Нет... устоять было почти невозможно. Даже во сне они сохраняли цвет розовых лепестков, были чуть влажными и немного открытыми — так, что...

Я могу сделать это очень осторожно. Она никогда не узнает. Могу, я точно знаю, что могу. Сегодня я чувствую себя непобедимым.

Но когда он склонился над ней, его пальцы коснулись плотной бумаги.

Это прикосновение словно выдернуло его из мира грез. Он что, спятил? Рисковать всем, поставить под угрозу весь план ради одного поцелуя? Будет полно времени для поцелуев — и кое-чего еще, гораздо более важного, — но потом, потом.

Дамон осторожно вытащил из-под подушки маленькую открытку и положил ее в карман.

Потом он превратился в ворона и вспорхнул с подоконника.

Стефан давным-давно довел до совершенства искусство спать только до определенного момента, а потом просыпаться. Взглянув на часы на каминной доске, он убедился, что дисциплина и на этот раз его не подвела. Ровно четыре утра.

Будить Елену он не хотел.

Стефан тихо оделся и вылетел в окно так же, как незадолго до этого сделал его брат, — только в облике и ястреба. В глубине души он был уверен, что кто-то обвел Дамона вокруг пальца — кто-то, кто пустил в ход малахов, чтобы они сделали Дамона своей марионеткой. И Стефан, все еще заполненный кровью Елены, считал своим долгом остановить их.

В записке Дамон направил Стефана к тому месту, где с друзьями Елены произошла авария. Дамон явно хотел постоянно возвращаться к этому дереву, чтобы выследить по марионеткам-малахам их кукловода.

Стефан летел на бреющем полете, он планировал, а один раз чуть не довел до инфаркта какую-то

мышь, когда спикировал прямо над ней, а потом резко взмыл вверх.

Наконец, увидев следы столкновения машины с деревом, он изменил облик прямо в воздухе и превратился из великолепного ястреба в молодого человека с темными волосами, бледным лицом и ярко-зелеными глазами.

Он спустился на землю легко, как снежинка, и внимательно осмотрелся по сторонам, проверяя окрестности всеми органами чувств, что есть у вампира. Ничего подходящего на ловушку, ничего враждебного, только бесспорные признаки яростной атаки деревьев. Оставаясь в человеческом облике, он залез на дерево, на котором остался экстрасенсорный отпечаток его брата.

Стефан забрался на дуб, с которого его брат наблюдал за драматическими событиями у себя под ногами. Ему не было холодно, ведь в его жилах текло слишком много крови Елены, чтобы он мог замерзнуть. Но он знал, что в этом участке леса было холоднее всего; что- то поддерживало здесь холод. Зачем? Некто уже забрал себе реки и леса в окрестностях Феллс-Черч, так зачем же ему тайком от Стефана устраивать здесь жилище? Кем бы ни был таинственный пришелец, рано или поздно он должен будет предстать перед Стефаном, если хочет остаться в Феллс-Черч. Чего же он ждет, недоумевал Стефан, садясь на корточки на ветке.

Он почувствовал приближение Дамона намного раньше, чем почувствовал бы его до превращения Елены. Усилием воли он заставил себя не вздрогнуть. Просто повернулся спиной к стволу дерева и стал смотреть. Он чувствовал, как Дамон мчится к нему, все быстрее и быстрее, все сильнее и сильнее — и вот он уже должен быть здесь, стоять перед ним, но его не было.

Стефан нахмурился.

— Всегда полезно смотреть, что у тебя над головой, братишка, — раздался откуда-то сверху чарующий голос, и Дамон, висевший на дереве, как ящерица, кувыркнулся вперед и оказался на ветке Стефана.

Стефан, не говоря ни слова, оглядел своего старшего брата.

— А у тебя хорошее настроение, — сказал он наконец.

— У меня был роскошный день, — ответил Дамон. — Перечислить тебе всех? Была эта девочка из магазина открыток... Элизабет, и моя дорогая Дамарис, у которой муж работает в Бронстоне, и юная малышка Тереза которая работает волонтером в библиотеке, и ...

Стефан вздохнул.

— Иногда мне кажется, что ты можешь запомнить, как зовут всех девушек, у которых ты за свою жизнь пил кровь, но почему-то ты регулярно забываешь, как зовут меня, — сказал он.

— Чепуха... братишка. Думаю, Елена, безусловно, рассказала тебе в деталях, что произошло, когда я пытался спасти эту твою ведьмочку — Бонни, — и теперь я жду извинений.

— Теперь, когда ты оставил мне записку, которую я не могу воспринять иначе кроме как провокационную, и жду объяснений.

— Сначала извинения, — отчеканил Дамон и страдальчески добавил: — Уверен, ты считаешь, что попал в переплет — пообещал умирающей Елене присматривать за мной до скончания времен. Но ты, кажется, никогда не понимал как следует, что и я пообещал то же самое, — а я вообще не из тех, кто любит присматривать. Но теперь, когда она уже не мертва, может, просто выкинем это из головы?