Возвращение в долину
Шрифт:
— Чарли, ты меня раздавишь, — прокряхтела Эва. Молодой человек тут же опустил ее обратно.
— Прости-прости, я очень рад тебя видеть, — он отступил на полшага назад и принялся внимательно рассматривать девушку. Под tго пристальным взглядом даже захотелось прикрыться. — Такая деловая. Сразу видно, из города.
— Ой, отстань. Лучше скажи, как ты?
— Потихоньку. Вот, дома ремонтирую, — он махнул рукой в сторону машины. — Иногда подряжаюсь в городе работать, но в основном помогаю нашим старикам держать дома в порядке.
— Круто. Я рада. Если
— О чем речь? Конечно, нравится. Вот, сейчас поеду чинить крыльцо старой Нелли, помнишь ее? Из библиотеки.
— Конечно, как ее забыть?
— Тоже правда. А миссис Делвал не передавала для меня список?
Эва неопределенно пожала плечами.
— Мне она ничего не передавала. А что за список?
— Так, я иногда привожу ей продукты. Хотя, раз ты здесь, может, я ей и не нужен буду больше. Ты надолго?
— Не знаю, — скрестила руки на груди Эва. Хотелось, как раньше, вывалить на Чарли все свои переживания, рассказать про мамин рак и не самый радушный прием, но слова встали поперек горла. — Буду здесь столько, сколько нужно. Маме нехорошо.
— Да, она говорила, что ее чуть не залечили в больнице.
— Давно это было?
— Пару месяцев назад. Но она там всем показала, чего стоит, — еще одна ослепительная улыбка, такая беззаботная, что Эва вовсе передумала рассказывать ему о своих трудностях. Чарли бросил быстрый взгляд на наручные часы. — Слушай, мне нужно ехать. Но, если ты остаешься еще хотя бы на пару дней, может, встретимся как-нибудь? Посидим, как раньше? В пабе возле школы до сих пор работает Эдна.
— Да, отлично. Давай, — закивала Эва. — Завтра?
— Отлично, заеду за тобой в девять, — улыбнулся Чарли и, еще раз порывисто обняв, запрыгнул в машину.
Эва так и осталась стоять у забора, глядя вслед машине. На лице робко пробивалась умиротворенная улыбка, которую девушка готова была скрывать даже от самой себя. Они с Чарли были неразлучны с самого детства. Их мамы дружили, то и дело отправляли детей вместе гулять и делать уроки. Только спустя много лет Эва поняла, что мама Чарли помогала Хелене судиться с бывшим мужем. Хелена отстояла дом и опеку, а вот от алиментов муженек скрылся, и с тех пор женщины больше не общались. Но детям дружить не запрещали.
Во многом «дом» в своем самом теплом и уютном значении ассоциировался у Эвы с Чарли. После переезда, в первые месяцы, Эва постоянно ему звонила, рассказывала о жизни в городе, звала к себе, но Чарли все отнекивался. Потом, в разгар первой серьезной депрессии, психолог посоветовала «сепарироваться», и Эва перестала писать Чарли. Тот тоже не очень активно писал и звонил ей, и вскоре общение сошло на нет. Эва была уверена, что он забыл о ней или стал относиться, как ко всем остальным, но стоило ему оказаться рядом, на расстоянии вытянутой руки, девушка снова ощутила себя «дома».
«А что он об этом думает?» — хмыкнул внутренний голос. И тут же к нему добавился еще один.
— Ты еще не сбежала? — Хелена оперлась на дверной косяк, раскуривая сигарету. Мимо нее суетливо просочилась Бекки. Она поблагодарила Хелену и пошаркала в сторону Эвы. Слегка приобняла, как бы прощаясь, а на ухо шепнула:
— Я подготовила почву для разговора. Пока, Хелена! Береги себя!
— Было бы зачем, — хмыкнула старая ведьма, стряхивая пепел. Бекки поспешила ретироваться, оставляя мать и дочь вариться в неудобном молчании. — Ну…
— Что? — дернула подбородком Эва.
— Пойдем. Расскажешь, как у тебя дела.
* * *
К собственному сожалению, рассказ Эвы о нескольких годах жизни в большом городе уложился в двадцать минут. Она заблаговременно выбросила из него депрессивные эпизоды и студенческие кутежи, так что в сухом остатке получилась совсем скучная история, способная усыпить даже человека с хронической бессонницей. Хелена слушала ее с едкой усмешкой.
— То есть ты хочешь сказать, что после нескольких лет напряженной учебы в престижной академии искусств и сожительства со всеми тараканами Лондона в твоем общежитии, ты имеешь работу, на которой тебя не ценят, квартиру, которая тебе не принадлежит, и людей, которые забывают о твоем существовании, как только ты перестаешь быть им нужна, — она загнула пальцы и внимательно посмотрела на дочь. — А единственный человек, с которым ты можешь поговорить о своих чувствах, еще и берет за это деньги. Так?
— Все не так мрачно, на самом-то деле, — хмыкнула Эва, пытаясь найти хоть один позитивный момент, который бы перевесил все подогнанные Хеленой факты.
— О, конечно. У тебя нет рака, тут ты меня переплюнула. Пока что, — улыбнулась Хелена.
— Как ты можешь об этом шутить?
— А что мне остается? Моя единственная дочь, наследница всего, что я имею, сбегает черт-те куда, занимается не пойми чем, хотя тут у тебя было все. Абсолютно все, Эва. Близкие, крыша над головой, предназначение. Тебе достался редкий и ценный дар, Эва, но ты выбрала закапывать его в землю и лизать жопы офисным червям.
— Да какой дар! — вспыхнула девушка. Все попытки держать себя в руках разом полетели в бездну. — Нет никакого дара, мама. То, что ты делаешь — это шарлатанство. Оно опасно. И преследуется по закону.
— Семья Делвал пережила несколько охот на ведьм, и только ты оказалась трусихой, хотя сейчас даже педерасты не так трясутся, рассказывая о себе, — цокнула языком Хелена. Эва простонала, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не удариться головой о стол. — И не закатывай мне глаза тут! Если ты не веришь в свой дар, не значит, что его у тебя нет.
— То же самое могу сказать про твой рак! — выпалила Эва и тут же стиснула зубы, словно надеясь втянуть вырвавшиеся слова обратно. Она напряженно замерла, выжидая реакции Хелены.
Та лениво стряхнула пепел, налила себе еще одну чашку кофе и отбросила с лица седую прядь.
— А я его и не отрицаю, — хмыкнула она.
— Тогда почему ты не лечишься?
— А зачем? Что мне дадут лишние полгода или год? Как ты могла заметить, наша глушь не богата на события. Людей все меньше. Молодежь уезжает.