Возвращение в Михайловское
Шрифт:
К вечеру он был в Опочке. Почта, конечно, давно закрыта, но кто-нибудь там есть? Все почтари обычно живут при почте. Вдруг не отправлено? Затерялось. (Слабая надежда! Какая слабая!) Он спросил у первого попавшегося мужика: где почта? Мужик ответил непередаваемым жестом - вместе телом, рукой и головой, - жест, который означал, что почта могла быть где угодно. Александр на коне болтался по Опочке, покуда кто-то не показал ему кнутом - туда, и он в конце концов оказался пред домом, где на мокрой доске при входе двуглавый орел был огажен птицами, которые возвышались
Вход был закрыт, и столь основательно, что, казалось, он ввек не открывался. Но Александру было надо, и, сойдя с коня, привязав его к изгороди, он отправился на розыски. Путь лежал во двор, заваленный сырыми дровами, полурассыпанные поленницы и не укрытые под дождями бревна катились под ноги и свидетельствовали, что хозяин если и есть, то из рук вон плохой. С внутренней стороны дома была еще дверь, она выглядела не такой уж пришитой к косяку, но тоже была заперта, он стал стучать и стучал долго, покуда не услышал спасительный кашель... кто-то кашлял громко и с удовольствием, словно прочищал горло, как птица... потом едва послышалось:
– Какого черта?..
– и незатейливый, но громкий мат счастливо засвидетельствовал чье-то приближение...
Ржавчина замка пропела свою песнь, и на пороге вырос мужик, в рубахе с напуском, в портах, босой, но в очках - что было в удивление и, несомненно, свидетельствовало чистую профессию и благородство духа.
– Чего тебе?
– спросил он, но присмотрелся и добавил: - ...барин!
В его жилах оставалось еще некое количество кровяных шариков - не одна только сивуха проклятая, счастье наше!
– Почта мне нужна!
– сказал Александр.
– Пошта закрыта!
– отбарабанил мужик с той радостью, какая бывает у людей, когда они позволили себе не исполнять своей работы.
– Вечер на дворе.
– Вижу, что вечер...
– Александр буквально толчком - туловищем своим впер мужика назад в комнату.
Под иконкой в углу стыла свеча, и паутинка охватывала икону наискось с одного боку, так что лик Божий светился одним глазом, а другой был как бы с бельмом. На столе же вообще творилось нечто невообразимое: ошметки, огрызки, объедки... вдобавок две мыши, забравшись на стол и презирая вошедших людей, правили пиршество, расположась под полупустой четвертью самогонки...
– Письмо мне нужно, - сказал Александр, - отправил, да нет ответу. Важное. Может, пропало?..
– Может, - кивнул почтарь готовно, - у нас все можно... Пропало - так пропало!
И вдруг... Александр даже не сразу понял, что случилось - почтарь бухнулся в ноги ему, колени стукнулись об пол так громко, что даже мыши испугались и стали небыстро сползать со стола.
– Прости, барин!
– В глазах почтаря стояли слезы.
– Да что прощать тебе? Мне письмо надобно!
– Виноват, прости! Никак больше недели письмов не отправлял! Грех попутал! Тоска смертная!..
– Не отправлял, говоришь?
– Вот крест! Не отправлял!
– Все пил?
– Пил!.. И себя позабыл, понимашь, и что на место поставлен! Раб-человек! Грешный сосуд! От меня жена ушла к другому!..
– А-а... недавно?..
– Да... лет пятнадцать уже!..
– И все оплакиваешь?..
– Да нет! Не сказать - чтоб все... а бывает, прихлынет! Как вспомню пью, а так... в рот не беру (добросовестно пояснил он)!
– Понятно! Так где письма?..
– Какие?
– Неотправленные...
– А-а... сейчас-сейчас! Погоди, барин! И все, главно, в полном порядке! Можешь не сумлеваться. Как же так? Люди ждут, печалуются, может плачут... Вины наши несметные! А как пред Богом предстанем?..
– Ну, где? Где?..
– Сейчас-сейчас!
– Почтарь засуетился, поднялся с колен, надел шлепанцы, потом опять снял, мешали... Он явно трезвел... взял одну свечку целую, потом огрызок свечи. Запалил обе.
– Пойдем, барин!..
Толкнул дверь, и они вошли в святая святых - соседнюю комнату, где и была почта.
Письма лежали на столе - не соврал - в некотором порядке. Даже сложенные. Аккуратные ряды - четыре, не менее - вдоль стола. И еще два мешка подле, на полу. Мышь сосредоточенно грызла мешок с угла...
– Вот и все богатство!
– сказал почтарь.
– Мыши, вишь, беда! Докучают. Не понимает тварь, что люди ждут весточки от кровинок!.. Эх!.. Ну, зачем эта тварь человеку дана - в сопроводители?..
Александр был растерян. Перебрать всю груду, а потом еще мешки... Да и мыши...
Он взял одну из свечек у почтаря и подошел сперва к столу. Не зная, как приступиться, ребром ладони разделил один ряд - где-то посредине. Он и распался - на две части. Письма пали на бок - в ту сторону и в эту. И в разделенном надвоеряду - первым изнутри было:
Его превосходительству барону Адеркасу Борису Антоновичу, псковскому губернатору. И подпись: Пушкин.
– Ваше, что ль?
– спросил почтарь обрадованно.
– Мое!
– Братцы!
– запричитал почтарь.
– Братцы, люди русские! И почему так получается? Думал человек - письмо пропало, потерял, важное, беда - ан нет, письмо само идет к нему в руки!
Александр еще взглянул, на всякий случай. Там, где был разъем, одно письмо высунулось и торчало наискосок, углом - как-то боком. Он вытащил его двумя пальцами - сам не зная зачем - и прочел знакомое: "Ф.Ф. Вигель"
– Тоже ваше?
– спросил почтарь, все больше трезвея.
– Мое! Спасибо, брат!
– сказал Александр и вытащил кредитку.
– На вот! На опохмел!..
– Премного благодарны!
– Почтарь взял кредитку, на свет даже при свечке рассмотрел - все чин по чину. Чем отличается русский человек? Доверчивостью в смеси с недоверчивостью. Так и живем, стал-быть.
– Может, самогончику по такому случаю, барин?
– спросил он заискивающе, провожая Александра к себе в комнату.
– Только... беспорядок тут!