Возвращение в Твин Пикс
Шрифт:
– Я вас слушаю, господа. – Сказал бармен, продолжая протирать пивную кружку белоснежным полотенцем.
– Два пива. – Сказал один из них хриплым, неприятным голосом.
– Извините, но бар открывается только через полчаса. Подходите позже. – Сказал спокойно бармен.
Байкеры переглянулись и один из них, крепкой, жилистой рукой схватил бармена за ворот жилетки и сказал все тем же грубым голосом:
– Ты что, идиот? Я сказал два пива!
Дэрик отложил на один из столов протертый им стакан и полотенце, которым он этот стакан протирал и, тихо подойдя к стойке, сказал жестко:
–
Байкер действительно отпустил бармена, но успокаиваться пока явно не собирался. Он повернулся лицом к Дэрику, глаза его горели огнем, от него несло потом, примешивающимся еще и к запаху кожи. Он встал со стула, и бармен предусмотрительно очистил стойку бара от всего, что могло бы быть разбито.
– А ты кто? – Сказал байкер, прожигая Дэрика грозным взглядом.
– Тот, кто повторит: бар открывается через полчаса. Тогда и приходи. – Не смотря на то, что байкер был шире Дэрика в плечах и выше на полголовы, Дэрик даже не вздрогнул, когда тот подошел к нему вплотную.
– А я говорю, что не собираюсь ждать полчаса. Я хочу свое пиво сейчас.
– Придется потерпеть. Это лучшее, что ты можешь сейчас сделать.
Байкер злорадно улыбнулся и полез за чем-то в нагрудный карман, оттуда он извлек металлический кастет и, любовно посмотрев на него, надел кастет на правую руку.
– Ты знаешь, я не буду ждать, я получу свое пиво сейчас, а ты получишь по своей тупой морде! – И байкер, как следует размахнувшись, направил свой кулак прямо в лицо Дэрика, под нос.
Дэрик увернулся от опаснейшего удара и кулак байкера, рассекая воздух, попал в никуда. А вот серия ударов Дэрика по корпусу байкера оказалась куда удачнее: байкер не ожидал сопротивления, поэтому его огромный живот и грудь остались незакрытыми. После двух ударов по почкам и одному очень сильному удару в живот, Дэрик перешел к злобному лицу байкера – крюк слева, снова слева, байкер не успевал прикрываться, крюк справа, опять слева, снова справа. Под глазами байкера очень скоро образовались гематомы. Он уже забыл, что когда-то собирался бить Дэрика, он отчаянно пытался закрыться от молниеносных атак Дэрика, но сделать этого не удавалось.
Наконец Дэрик нанес завершающий удар по лицу байкера, мгновенно положивший того на деревянный пол бара.
Второй байкер ошалело смотрел на товарища, а когда его взгляд оторвался от лежавшего на полу задиры и встретился с взглядом Дэрика, он пролепетал:
– Я, пожалуй, зайду через полчаса, а то ведь, заведение закрыто.
– Да, конечно. – Сказал Дэрик, вытирая с лица пот. – Прихвати на выходе своего товарища. После семи – милости просим.
Дверь палаты, в которой лежала Одри открывалась не так уж часто. Родители навестили ее всего-навсего один раз. Отец был молчалив, а на голове его была намотана белая повязка, про появление которой Бен распространяться не пожелал. Впрочем, подсознательно Одри понимала, что повязка как-то была связана с Донной.
Лежать в больнице – одно из самых нудных в мире занятий. Особенно, если процесс выздоровление затягивается! Именно это и происходило с Одри Хорн. Эта девочка лежала в госпитале не в первый раз и знала, что ничего приятного
Про таких людей как Одри принято говорить – «жертва родительского баловства». Но для нашего случая, этот термин не совсем точен. Дело в том, что в данном случае уместнее употребить такие слова, как «жертва недостаточной родительской любви»! Кто-то может назвать те тонны игрушек, что хранились в ее шкафу ничем иным, как баловством, но когда родители балуют ребенка, они очень часто говорят тому, как любят его, говорят, что сделают все, чтобы доставить ребенку удовольствие. С Одри было иначе. Подарки, которые она получала, были своего рода компенсацией за то, что у родителей, как говорили они сами, было мало времени для общения с дочерью. И самым страшным для Одри было то, что она понимала - родители врут. Особенно она презирала это в отце.
Она ведь знала, что Бен любил Лору, любил так, как никогда бы не полюбил Одри. Именно Лора часто становилась жертвой баловства Бена. Он часто дарил ей те подарки, о которых мечтала Одри и от этого Одри возненавидела Лору Палмер, она возненавидела их обоих.
И так длилось довольно долго. Она жила одна, ей было одиноко, и никто не хотел ее понять. А потом, неожиданно для всех Лоры не стало. Неожиданно и для ее отца. Когда происходят перемены, они нередко затрагивают очень многих, и случилось так, что убийство Лоры изменило целый город, но главным для Одри было то, что после смерти Лоры Бен вернулся к ней, к своей дочери, которая так долго была лишена его любви. Это была не совсем та любовь, которую он испытывал к Лоре, но, по меньшей мере, она действительно была и Одри это чувствовала.
Только теперь она смогла простить Лору, спустя целый месяц после ее смерти, Одри простила Лору…
В дверь палаты постучали, и Одри открыла глаза и внимательно посмотрела на тень под щелкой. Похоже, что это была не медсестра, не хватало коляски с едой или медикаментами, практически, неотъемлемой спутницы медсестры. Окончательно Одри убедилась в этом, когда дверь открылась. Конечно, в дверном проеме Одри увидела отнюдь не фигуру в белом халате и причудливой белой шапочке. Там стояла Донна…
– Привет, к тебе можно? – Спросила Донна.
Одри приветливо улыбнулась.
– Конечно! Кого-кого, а тебя я сейчас очень рада видеть.
Донна тоже улыбнулась. Из-под плаща она извлекла какую-то коробочку и закрыла дверь палаты.
– Что это? – Спросила Одри, разглядывая коробочку в руках Донны.
– Всего-навсего шоколадные конфеты. – Ответила Донна, садясь на край кровати.
– Конфеты? – Шепотом произнесла Одри. Что сказала бы медсестра, узнай она о том, что Одри поедает в своей палате шоколадные конфеты? Она, наверное, позеленела бы от злости! И уже от одной этой мысли, пока еще не съеденные конфеты превратились для Одри в самое желанное лакомство.