Возвращение великого воеводы
Шрифт:
Разговоров о предстоящем им деле мужчины меж собой не вели, чтоб не пугать почем зря женщин. (Хотя Куницу трудно было чем-либо испугать. Ей за свою военную жизнь в разных переплетах довелось побывать.) Говорили о погоде, о видах на урожай и тому подобных вещах. Гаврила Иванович балагурил, рассказывая забавные истории из жизни чернильного люда, Адаш вновь поведал о приезде великого князя Дмитрия в Сарай и избрании его там царем Тохтамышем. Женщины же находили темы для разговора буквально из ничего, обсуждая, с мужской точки зрения, сущую ерунду.
И тут Сашка вспомнил, что не сообщил еще Ольге главную новость.
– Оль, ты деревню такую, Путилки, знаешь? – спросил он у боярыни Тютчевой.
– Слышала. Версты три от меня. Кажется, это ваша, вельяминовская деревня.
– Так вот, уже не
– Здорово, – обрадовалась Ольга. – Это хорошо, что у меня будут такие соседи. Оставайтесь, живите у меня, пока дом не построите.
Адаш был тронут таким предложением и искренне поблагодарил хозяйку, его же супруге подобная перспектива, похоже, пришлась не по сердцу, поскольку, недовольно поджав губы, она строго взглянула на своего супруга.
– Спасибо за столь щедрое предложение, – поблагодарила Куница, – но мы люди военные, ко всяким условиям привычные. Мы и в походном шатре, и в землянке с удовольствием поживем. Тем более лето на пороге. А уж за лето мы точно построимся. Правда, милый? – И она вновь строго взглянула на Адаша.
– Да-а, конечно… – поспешно заверил он.
«Да, непросто с бабами, – мысленно согласился с Адашем Сашка. – И что ей в Ольгином предложении не понравилось? Не хочет чувствовать себя бедной родственницей? Так ведь должна понимать, что это предложение не только от Ольги, но и от меня. А у меня с Адашем свои счеты. Или ей сама Ольга не нравится? Так вроде улыбаются друг другу, мило щебечут… Черт их разберет, этих баб, с их лицемерием и двоедушием! Вот и женись после этого! До свадьбы – сущий ангел, но каким лицом она обернется к тебе потом?»
После окончания трапезы хозяева разместили гостей на ночлег и сами отправились в спальню. Утро следующего дня началось с легкого завтрака, хотя Куница и порывалась ехать смотреть свою деревню, не позавтракав. Безуглого Сашка оставил у Ольги, а сам с Адашем и его семьей отправился в Путилки.
Путилки оказались большой деревней из пяти жилых изб с сараями и амбарами, стоящей на высоком холме над Сходней. Найти старосту и познакомить его с новыми хозяевами оказалось делом недолгим. Так же быстро решился и вопрос с временным жильем для новых хозяев. На отшибе, в полуверсте от деревни, стояла брошенная изба. Три года назад новый поселенец, взяв внаймы землю у Вельяминовых, поставил избу – починок [4] , да что-то, видимо, у него не сложилось – ушел. Сам ушел, а изба осталась. За три года солома на крыше серьезно подгнила (а может, и соседи постарались). Как бы то ни было, но и зимой и летом избу изрядно заливало.
4
Починок – первый дом в новой деревне.
Однако Куница безмерно радовалась и такому дому. Какой ни есть, а свой. Все недостатки и погрешности исправимы, были бы только деньги. А деньги у Адаша имелись (Сашка выдал авансом в счет будущей службы), плотников обещала дать Ольга Тютчева, а леса кругом – хоть завались. Увидев такие «хоромы», Куница тут же принялась распаковывать свой немудреный багаж, вознамерившись начать вить родовое гнездо прямо сию же минуту. Адаш оставил ей туго набитый кошель, а Сашка пообещал направить плотников сразу же по возвращении в Тушино. То, что она остается наедине с целой кучей бытовых и хозяйственных проблем, а супруг отправляется за своим государем – службу править, нисколько ее не смущало. Хотя, наверное, предпочла бы иметь мужа под боком, будь у нее свободный выбор. Но тут уж так – либо деньги и муж на службе, либо муж под боком, но без денег. Как бы то ни было, Куница совершенно не комплексовала, отпуская Адаша с Тимофеем. Дочь, правда, попробовала улизнуть вместе с отцом, предчувствуя, что с ним будет интереснее, чем с матерью, но Куница жесткой командирской рукой тут же пресекла эту попытку.
После возвращения в Тушино Сашке, Адашу и Безуглому удалось наконец-то собраться вместе и спокойно, без посторонних ушей обсудить план дальнейших действий. Сашке предстоящая операция виделась в весьма общих чертах – устроить патрулирование в Сходненском ковше и ждать момента открытия портала. А дальше – уж как получится. Примерно такую версию плана он и изложил собравшимся, ожидая от них предложений и поправок.
– Что ж, – согласился с ним Адаш, – расклад вполне годный. Только овраг-то огроменный, а нас всего трое. Можем блуждать до посинения и до скончания времен, а чертова окна так и не увидеть. Это будет чудо, если окно откроется, а один из нас окажется рядом. Надо бы послать в Воронцово да пяток десятков казаков вызвать сюда. Все одно делать им там нечего, только задницы отращивают. И потом… Ну, открылось окно, кто-то его заметил. Что дальше?
– Случай первый, – начал великий воевода. – Из окна кто-то лезет. Этого чело… Черт знает, как их называть. Короче, того, кто пролез, надо схватить, связать и не забывать при этом, что они очень чувствительны к боли. Случай второй – из окна никто не лезет. Тогда наблюдающий скликает ближних, и мы лезем в окно. Берем «языка» и выбираемся обратно.
– А будет он там, «язык»-то? – засомневался Адаш.
– Будет, – заверил его Сашка.
– Окно обязательно кто-нибудь стережет, – поддержал великого воеводу Безуглый. – Тимофей Васильевич прошлый раз ринулся за этим Кихтенкой, а там его кто-то и встретил. Чудом жив остался.
– Что ж, отлично, если стережет, – согласился с ними Адаш. – Не придется долго бегать в поисках «языка» по этому… Слушай, государь. А как называть то, куда мы лезем? Если там обитают слуги дьявола, то место, где они живут, называется… ад? Так, что ли?
– Не знаю, – ответил Сашка. – Мне, как ни назови, все равно, лишь бы дело сделать.
– Нет, не говори, – продолжал упорствовать Адаш, – совсем не все равно. Ты представь, если это ад, то какая же славная смерть получится! – Он мечтательно улыбнулся. – В довершение ко всей моей воинской службе, как венец – пробраться к чертям в ад, задать им жару и там погибнуть в неравной битве, порешив перед этим сотни две чертенят.
– Отставить смерть, – вполне серьезно скомандовал Сашка. – Ты мне живой нужен.
– О-хо-хо… – тяжело вздохнул Безуглый. – Ты уж позволь, Тимофей Васильевич, я вам про Сходненский овраг и «чертово окно» расскажу все, что мне удалось узнать, а уж потом будем планы строить. – Сашка согласно кивнул, Адаш, вроде, тоже не возражал. – Так вот, – начал Безуглый, – Сходненский овраг местные жители считают, как вы знаете, местом, где обитает нечистая сила. И, будь их воля, они бы и носа своего туда не совали. Но… Видели, какая там трава? Вот и приходится в том овраге и скотину пасти, и сено мужикам заготавливать. Так что народ кое-что видел. Кое-что видели и сыскари мои, и кметы, что в оцеплении стояли. Летают там разные шары. Есть такие… – Он показал руками объем размером с большое яблоко. – А есть с локоть величиной и поболе. А в прошлом году, уже после битвы на Кулишках… Ты, Тимофей Васильевич, как раз болеть начал, а то, может быть, и своими глазами увидел бы. Над оврагом повис преогромный, с пол-оврага величиной, красно-желтый шар. Как солнце блестел и переливался, а из него молнии били в овраг. Повисел какое-то время, а потом упал в овраг и исчез, как не было его. Ну вот… Летают эти шары по оврагу, а потом в воде обычно скрываются. Местные их чертенышами называют. Если встретился тебе такой чертеныш, замри и не шевелись. Побежишь либо прыгнешь, чертеныш за тобой ринется. А догонит – сожжет, лишь горстка пепла от человека остается. Бывают эти чертеныши разного цвета. Бывают красные либо ярко-белые, блестящие. А бывают еще черные, мохнатые такие, и серые. Красные и белые людей сжигают. Только дым да пепел остаются. А от черных и пепла не остается. Забирает человека, как проглатывает, и все тут. А еще бывает, ветер поднимется. Снаружи, за оврагом – тихо, спокойно, а внутри ветер шумит, деревья гнет. Вот в такие дни чаще всего «чертово окно» и открывается. Иногда открывается в воде, как воронка-водоворот, и тогда туда чертеныши так и прыгают. И откуда только берутся… До десятка чертенышей за раз бывает. А иногда открывается в воздухе среди бела дня, чаще всего на закате. Вот то самое «чертово окно», которое мы с тобой, Тимофей Васильевич, однажды имели возможность зреть.