Возвращение великого воеводы
Шрифт:
Застал ее Сашка на огороде, копающуюся на грядках.
– Здравствуй… – он мучительно перебирал в уме варианты обращения и не нашел ничего лучше, как ляпнуть: – добрая женщина.
Толстуха оторвалась от грядки и, упершись руками в поясницу, с легким стоном разогнулась, а увидев, кто к ней пришел, громко расхохоталась. Одета она была теперь в простую крестьянскую одежду, и на пальцах ее уже не было колец, но выглядела она все равно нагло и вызывающе.
– А я, оказывается, уже успела стать доброй женщиной. – Она громко презрительно фыркнула: – С чем пожаловал, окольничий Тимофей Вельяминов?
– Ты уж прости меня, – начал он, – не знаю имени твоего…
– Веда, – подсказала знахарка.
– Ты уж прости меня, Веда. Обидеть тебя вчера не хотел. Просто я очень люблю боярыню Ольгу и здорово за нее вчера испугался. А в знак примирения прошу тебя принять этот подарок.
Сашка извлек из кармана нэцке и на открытой ладони протянул его знахарке. Та тщательно вытерла руки о передник и осторожно, двумя пальцами, взяла фигурку с Сашкиной ладони.
– Лепота! – восхищенно промолвила она, глядя на миниатюрную костяную девушку. Она спрятала ее меж своих ладоней и некоторое время молчала, закрыв глаза. – Ух, а силища в ней какая, аж ладони жжет! – воскликнула Веда. – Мастер, что резал ее, много страдал, – пояснила она. – Он резал, и плакал, и мочил ее своими горючими слезами. Это была его жена. Чужеземный рыцарь по имени Самараи отобрал у него жену.
– Самурай, наверное, – поправил знахарку Сашка.
– Нет. – Она покачала головой. – Он говорит Самараи. И когда этот Самараи забрал у него красавицу-жену и увел ее в свой дом, мастер стал резать по памяти фигурку жены. А когда закончил ее, он тайком прокрался в дом Самараи, увиделся со своей женой и подарил ей эту фигурку. Но Самараи подстерег мастера и зарубил его своим мечом. Вот что он мне рассказывает. – Она внимательно посмотрела на Сашку. – Подарок этот ты вез не мне. Возьми. – Знахарка вернула фигурку Сашке. – Отдай той, кому вез. А мне потом привезешь что-нибудь. Знаю я, зачем пришел. Помогу. Пришлешь за мной потом, как будете готовы. Найду я это «чертово окно». И открою его. Уверена. Только…
– Что только? – поспешно переспросил великий воевода, испугавшись, что знахарка сейчас примется отказываться.
– Только ты, окольничий Тимофей Вельяминов, в то окно сам не лезь. Чувствую, плохо это для тебя закончится.
От такого предсказания Сашку аж прошибло холодным потом.
– Ты это чувствуешь… Как колдунья?
Знахарка вновь расхохоталась.
– Я это тебе говорю просто как баба. Один раз полез – чудом жив остался. Во второй раз незачем судьбу испытывать. А если ты погибнешь, то и боярыня Ольга долго не протянет. Исчахнет от горя, а мне ее жаль.
– Мне тоже, – улыбнулся Сашка в ответ на ее объяснение.
– Вот и постарайся не делать ее несчастной.
– Я бы рад… А думаешь, людей посылать на верную смерть легко?
– Так не посылай.
– А если самому не лезть и людей не посылать, то как же дело сделать?
– Думай. На то ты и великий воевода.
IV
От знахарки Сашка ушел погруженным в глубокие раздумья, пытаясь решить неразрешимую задачу – как добыть «языка», не пересекая «линию фронта». Но стоило ему вновь увидеть Ольгу, и все его колебания, раздумья и сомнения улетучились как легкая дымка, сдуваемая свежим весенним ветерком.
– А я все ищу, кого бы мне покормить. Недавно еще был гостей полный дом, а уже никого и нет, – лукаво улыбаясь, заявила Ольга. – Говорят, что ты всех разогнал да сам пропал.
Склонившись к ней, Сашка поцеловал ее в румяную щечку и, взяв под руку, повел к дому.
– У знахарки твоей был. Сумасшедшая баба. Хотел ей подарок сделать, но она не взяла. Слава богу, смилостивилась, обещала помощь оказать. Но подарок не взяла. Отдай, говорит, той, которой вез.
Сашка полез в карман и, вытащив нэцке, вложил фигурку Ольге в руку.
– Что это? Ах какая прелесть! – воскликнула она и тут же, притворно насупившись, заявила: – Но нет, забери обратно. Ты же вез ее не мне.
Поняв, что она начинает какую-то игру, он решил поддержать ее и сделал это по-мужски прямолинейно.
– Хорошо, – сказал он, взял фигурку и положил ее вновь в свой карман.
Тут уж боярыня Тютчева разобиделась самым натуральным образом, насупившись подобно грозовой туче. Она отвернулась в сторону, хотя руки своей не отдернула и продолжала идти рядом. Сообразив, что в предложенной ему игре он сделал явно неверный ход, Сашка взмолился:
– Оля, прости меня, дурака. Я вез ее тебе, но знахарка твоя почему-то окрысилась на меня, а мне она скоро будет нужна для дела. Вот я и решил ее задобрить. А она говорит: отдай, мол, кому вез, а я вез ее тебе. Возьми ее, пожалуйста.
Ольга молчала, по-прежнему отвернувшись. «Ох, и непросто с бабами», – уже который раз за последние двое суток подумал Сашка. Они шли по цветущему саду, обходя сзади дом, и стоило им завернуть за угол перед фасадом, как Сашка сразу заметил спешившегося всадника. Был он, как и его лошадь, запылен, грязен, что свидетельствовало о том, что ехал он не из ближней деревни, а откуда-то издалека. Лошадь держал под уздцы сам Епифаний, в то время как всадник жадно пил из ковша, поданного ему дворовой девкой. У Сашки от увиденного сразу екнуло сердце, почувствовавшее скорую разлуку.
Он взял Ольгину руку, сжатую в кулак, насильно разжал ее пальцы, вложил ей в ладонь нэцке и, шепнув на ухо:
– Кажется, это ко мне, – поспешил к всаднику.
Тот, завидев подходившего боярина, вернул девке ковш, отер кулаком усы и склонил голову в поклоне.
– Доброго здоровья тебе, окольничий Тимофей Васильевич.
– Здравствуй и ты, – ответил Сашка. То, что посыльный назвал его окольничим, а не великим воеводой, почему-то резануло ему ухо. – Кто таков и с чем пожаловал?
– Гонец я от великого князя и царя Золотой Орды Тохтамыша. Письмо тебе от него привез. – Он достал из-за пазухи свиток и протянул его великому воеводе.
– Ответа будешь дожидаться? – спросил Сашка.
Гонец покачал головой.
– Ответа ждать не велено.
– Хорошо. Епифаний, покорми гонца да в дорогу с собой дай.
– Благодарствую, – поклонился гонец.
– Пойдем, служивый. – Епифаний потянул гонца за рукав.
Сашка так и стоял у крыльца, держа в руках нераспечатанный свиток и глядя в спину удаляющемуся гонцу, ведущему в поводу свою лошадь, когда к нему подошла Ольга и, обняв за плечи, со страхом в глазах спросила: