Возвращение. Часть 2
Шрифт:
– Мне уже пятнадцать лет!
– Пятнадцать тебе будет только через месяц. Встань, я не железный.
– Иногда мне кажется, что ты из железа.
– Ты что, хочешь, чтобы мы пошли до конца?
– Я этого давно хочу, - вздохнула она.
– Только пока боюсь. Но до восемнадцати я точно ждать не буду.
– Там будет видно, - сказал я, обняв ее за плечи.
Я сам чувствовал, что долго мы не продержимся.
– Пойдем посмотрим новости, - предложил я.
– Зачем?
–
– Ты и так все знаешь, а я уже слушала. Наши атомные подводные лодки, не всплывая, совершили кругосветное путешествие. А больше ничего интересного нет. Я, когда слушала, еще пожалела моряков. Представляешь, как обидно? Участвовали в кругосветном путешествии и ничего не увидели.
– Гена, тебя к телефону!
– крикнула мама.
Звонил Сергей.
– Можешь зайти? У отца к тебе дело.
– Сейчас подбегу, - ответил я.
Начиная с января, ко мне стали регулярно обращаться за консультациями. Интересовало многое, но ответить я мог в лучшем случае только на половину вопросов.
– Если я чего-то не видел или не читал, откуда мне об этом знать?
– говорил я отцу Сергея.
– Очень много выкладывали в сеть, но далеко не все. А потом интерес к тому времени вообще начал угасать. У всех хватало своих забот.
Сегодня мне удалось ответить на два вопроса из трех.
– Чем занят?
– спросил я Сергея, когда довольный Петр Сергеевич ушел в свою комнату с исписанным мной листом бумаги.
– Уроки сделал, теперь сижу и смотрю в окно. Да, возьми последние листы. Когда допишешь книгу?
– За неделю, думаю, управлюсь. Ладно, побежал я к себе. Мы там тоже смотрим на снег.
– Управился?
– спросила подруга.
– Чем Сергей занят?
– Тем же, чем и мы. Смотрит на снег и балдеет. По телевизору ничего хорошего нет, а читать нечего. Вот, дочитал мою писанину.
– Давай еще одну песню выучим? Что ты знаешь о зиме, кроме "Снежинки"?
– Мне и то, как мы исполняем "Снежинку", не нравится, - сказал я.
– Поешь ты прекрасно и с каждой песней все лучше. А вот музыка... Не хватает пианино с гитарой, совсем не так она звучит! Песни-то я знаю, но не все можно нормально исполнить. Можно разучить "Три белых коня", но там должна звучать труба... Слушай, у меня появилась мысль. В Минске навалом небольших музыкальных коллективов. Можно договориться с одним из них через мою крышу. Аранжировку для своих инструментов они сделают сами. Разучим с десяток песен и запишем у Самохина.
– А никого не удивит, что из тебя сыплются песни?
– Пока все молчат, а мы уже шесть песен исполняли и седьмую спели для комиссии. А пока все подготовим, еще несколько месяцев пройдет. Люсь, ты кем хочешь стать? Не певицей?
– Я еще не определилась. Но петь
Я тоже заметил. У нее и раньше был красивый голос, но слабый. Сейчас у нее был не голос, голосище!
– И твой голос продолжает меняться, - сказала она.
– Когда ты пел в городке, все были в восторге от самих песен, а не от твоего исполнения, а сейчас поменялся тембр. Еще не Магомаев и даже не Трошин, но твое пение уже приятно слушать. А что ты имел в виду, когда говорил о крыше?
– Детективы нужно читать, - нравоучительно сказал я.
– Возьми у моей мамы, у нее их целая полка. Крыша - это покровители. Завтра я попрошу передать мою просьбу. Будем лепить из тебя народную певицу, а репертуар я на сто лет вперед обеспечу.
К утру пурга прекратилась, и дворники спешили очистить от снега тротуары, пока народ еще сидит по домам. К нашему выходу в школу дорожки выскребли почти до асфальта.
– Красота!
– говорил я друзьям.
– В городке я бы сейчас перся через сугробы и набрал снега в ботинки.
– Зато у нас зимой на физкультуре ездили в лес, - сказала Люся.
– Помнишь?
Как я мог не помнить? В школе было много лыж, и наш физрук частенько вместо урока загонял нас в лес. Это было классно, особенно если не нужно было прокладывать лыжню. В конце урока девчонок забрасывали снежками и ехали в школу сдавать лыжи и забирать портфели.
– Да, - ответил я.
– Здесь так не покатаешься, зато у нас был хуже каток.
– Что толку говорить о том, что было, - недовольно сказал Сергей.
– Было и сплыло. Давайте идти быстрее, а то мы с вами постоянно прибегаем к звонку.
Во втором полугодии мы уже окончательно стали в классе своими, а я на большинстве уроков мысленно шлифовал текст книги и не сильно тяготился учебой. Легко было говорить Семену, что я маюсь дурью. Не мог я целые дни оставаться без Люси. Я, даже сидя на разных партах, чувствовал ее присутствие. Мы еще в самом начале хотели сесть за одну парту, но девчонки, с которыми мы сидели, пересаживаться отказались наотрез.
– Ген, дай посмотреть тетрадь по алгебре!
– подкатил ко мне Витька Дроздов.
– Списывать не дам, ты же знаешь, - ответил я.
– Объяснить решение могу. Не хочешь? Тогда иди лесом.
– Говорят, ты знаешь много анекдотов, - подошел Олег Вешняков.
– Кто это говорит?
– едва не подскочил я.
В этой школе я не рассказал ни одного анекдота и не собирался этим занимаеться.
– Ее сестра, - кивнул он на Люсю.
– Она сейчас весь второй "Б" ими смешит. Даже что-то рассказала своей классной. Говорят, та смеялась.