Возвращение. Часть 2
Шрифт:
– Садитесь на свои места, - сказала она.
– Продолжаем урок.
День тянулся еле-еле, я переживал за друга и с большим трудом дождался окончания занятий.
– Что ты так трясешься?
– недовольно сказала Люся.
– Ну стало человеку плохо, зачем же его сразу хоронить, а себе мотать нервы?
– Не знаю, - ответил я.
– Почему-то не получается успокоиться. Даже медитация не помогает, просто не могу войти в нужное состояние.
Моя тревога передалась и ей, поэтому почти весь путь от сквера до своего дома мы пробежали. Все оказалось не так страшно.
– Я недавно приехал из больницы, - сказал Сергей, когда мы вломились к нему в квартиру.
– Отцу лучше, но сказали, что он будет дней десять под наблюдением.
– Ты у нас тоже будешь под наблюдением, - сказал я ему.
– Мама не работает, и ей приготовить тебе еду ничего не стоит.
– Не нужно, - стал отказываться он.
– У меня все есть, а одному до воскресенья хватит. А там что-нибудь сам приготовлю, деньги есть.
– Значит, придет в воскресенье, - сказал я.
– И не вздумай отказываться. Держи тетради, завтра отдашь.
От Сергея зашли к Ольге. Оказалось, что моя мама зашла к Надежде, и сейчас они общались на кухне.
– Мойте руки!
– сказала мама Люси.
– Сейчас будете обедать.
– Чуть позже, - ответила подруга.
– Мы ненадолго поднимемся к Гене.
– Давай пой, пока никого нет!
– сказала Люся, когда мы зашли в мою комнату.
Таня еще не пришла со школы, а отец со службы так рано никогда не возвращался.
– Ну слушай, - сказал я, беря гитару.
– Песня называется "Баллада о матери". Постарела мать за двадцать лет, а вестей от сына нет и нет.
Но она всё продолжает ждать, потому что верит, потому что мать.
Я и раньше пел эту песню Мартынова. Не для кого-то, просто для себя. И всегда у меня на глаза наворачивались слезы. Я не знаю, как такое можно слушать спокойно.
– Трудно это было вспоминать. Вдруг с экрана сын взглянул на мать.
Мать узнала сына в тот же миг, и пронёсся материнский крик.
Как всегда, при исполнении песни для меня перестало существовать все вокруг, и, только закончив петь, я услышал, что Люся плачет навзрыд.
– Я не смогу такое спеть!
– давясь слезами, говорила она.
– Как это можно спокойно петь?
– Успокойся сейчас же!
– сказал я, вытаскивая носовой платок.
Он оказался не слишком свежим, и пришлось лезть в шкаф за другим.
– Ну куда это годится?
– выговаривал я ей, промокая слезы.
– Я ее тоже не могу спокойно слушать, а тем более петь, но не так же реветь!
– Кто ее написал?
– успокаиваясь, спросила она.
– Должен в семьдесят первом написать Мартынов. Классный певец и композитор. Говорили, что и человек хороший.
– И ты хочешь спереть у него такую песню!
– Ничего, напишет другую, - ответил я.
– А его я отблагодарю. Я знаю, когда он умрет, причем, по мнению врачей, его можно было спасти, если бы вовремя оказали помощь. Ему и сорока трех не исполнилось, а сколько всего сделал! Я найду возможность с ним познакомиться и отправить на лечение. Незачем ждать, пока его прихватит в лифте. Он, кстати, не один такой, кому можно будет помочь. Если бы ты знала, сколько талантливых людей умерло раньше срока! Хрен у меня вообще поднимется в воздух тот самолет, на котором разбился Чистяков! Двадцать восемь лет было парню, а выступал гениально! До семьдесят второго года время еще есть, а я хоть так свою совесть немного успокою. А ты будешь учить эту песню и петь, пока не вытекут все слезы. Все равно к нашим музыкантам с ней рано выходить. Я и так пеку песни, как блинчики. Пока поработаем со старым репертуаром.
– Послушай, а кем ты сам хочешь стать?
– спросила Люся.
– Пока не определился, - ответил я.
– Но уж точно не инженером. Не хочу повторять свою жизнь даже в малом. Понимаешь, таких, как я, будет как собак нерезаных. Обычный инженер средних способностей, добросовестный и исполнительный.
– А ты бы хотел руководить?
– Вот чего не хотел бы, так это руководящей работы. Я ее тоже наелся. Всегда лучше отвечать за себя самого, чем за кого-то, особенно у нас. Нет, я бы хотел прожить эту жизнь творчески. Не все же время будут ворованные песни. Можно выступать с пародиями, которых я знаю... до фига!
– А пародии не ворованные?
– Есть разница, - пояснил я.
– Многие юмористы в мое время смешили людей не рассказами собственного сочинения, а тем, что для них писали другие. Здесь главное уметь правильно преподнести написанное. Можно сниматься в кино, подружиться с массой талантливых людей. И потом, не забывай то, о чем я говорил раньше. К добру или к худу, но будущее будет меняться, меняя жизнь миллионов людей. Поэтому многое просто не напишут или напишут иначе. В ближайшие годы это будет мало заметно, но чем дальше, тем сильней. Ладно, беги домой, а то твоя мама сейчас начнет звонить. Держи слова песни и больше не реви, иначе все подумают, что плачешь из-за меня.
– Как он погиб?
– спросил Машеров.
– Взрыв бытового газа, - пояснил Юркович.
– Все сделали так, что комар носа не подточит. Хотя расследовать, конечно, будут. Все-таки второй секретарь ЦК.
– Кто-нибудь еще пострадал?
– Нет. Жена с детьми была в отъезде, а шофера он оставил в машине. Соседи были дома, но обрушения стен не произошло. В квартире Щелокова возник пожар, пока его потушили, все выгорело.
– Неприятный сюрприз Леониду Ильичу перед самым съездом.