Возвращение. Часть 2
Шрифт:
На большой перемене ко мне подошел секретарь комсомольской организации школы.
– Что же ты молчал?
– спросил он.
– Актив...
– Ни слова больше, Валентин, - ответил я.
– Не имею я возможности этим заниматься. От меня даже ребята из ЦК комсомола отстали, а та статья была их работой. На написание книг и песен нужно время, у меня его вечно не хватает, так что вы уж как-нибудь сами.
Он еще раз попытался меня уговорить, но я стоял твердо, и он наконец отстал. Мне для полного
День Победы встречали у нас. Этот праздник в нашей семье считался самым главным, поэтому и готовились к нему основательно. Ольга позавтракала и убежала к подружке, Сергей праздновал с отцом, поэтому семь человек уместились за одним столом. Как всегда, включили телевизор и принялись есть. Родители произнесли несколько тостов, употребив на четверых полбутылки водки, Таня выпила чуточку вина, а мы обошлись лимонадом.
– Хорошо, что этот праздник наконец-то сделали выходным, - сказала моя мама.
– Только с прошлого года его нормально отмечаем.
– Может сходим на площадь Победы?
– предложила Надежда.
– Погода хорошая.
– Конечно, сходите!
– сказала Люся.
– Смотрите, весь монумент завален цветами! Только мы с вами не пойдем, нужно готовиться к вечернему выступлению. Мы подготовили еще одну песню, о которой вы не знаете. Это сюрприз, поэтому вы нам будете мешать репетировать.
– Репетируйте, артисты, - сказал Иван Алексеевич.
– Надя, пойдем собираться. Таня, ты с нами идешь?
– Иду, но не с вами, - ответила сестра.
– Со стола убирать не будем?
– Пусть все стоит, - сказала мама.
– Придем и еще посидим. Я только сейчас быстро помою тарелки. Вы выходите на улицу и подождите, мы долго не задержимся.
Минут через пятнадцать все ушли, и мы остались одни.
– Что мне нужно делать?
– спросила Люся.
– Мне нужно, чтобы ты оголила грудь, - сказал я, видя, что ей страшно и решимость идти до конца тает на глазах.
– Пойми, - начал объяснять я.
– Не будет ничего такого, чего бы мы с тобой уже не делали. Когда мы целуемся, я все равно ласкаю твою грудь. Просто сейчас это будет дольше и сильнее. Некоторым женщинам этого хватает, а ты, судя по тому что заводишься с пол-оборота, как раз из них.
– Может быть, в платье?
– спросила она, становясь пунцовой от смущения.
– Ты бы еще предложила надеть зимнее пальто, - сказал я.
– И валенки в придачу. В платье я тебя, скорее всего заведу, но не доведу до конца. И будешь ты потом бросаться на всех, кто в штанах. Ладно, я вижу, ты еще не готова. Отложим на другой раз.
– А когда будет этот следующий раз?
– На следующий День Победы, - ответил я.
– Слушай, прекращай драться! Откуда мне знать? Сама видишь, что для этого нет условий.
Очень вовремя пришел Сергей, который принес свой второй рисунок. Я сделал пару замечаний и исправил ошибки в изображении конской сбруи, после чего начали собираться на улицу.
Приехали за нами за час до концерта. На этот раз мы ждали своего выхода в той комнате, где обычно репетировали. Это было гораздо удобнее, но концерта мы не слышали совсем.
– Зря вы, ребята, отказались от гимнастерок, - сказал Олег Астахов.
– Мы и так нормально споем, - ответил я.
– А "Балладу о матери" петь в гимнастерке...
Что можно сказать о выступлении? После исполнения песни "На всю оставшуюся жизнь" нам долго аплодировали, а потом я ушел за кулисы, а они исполнили балладу. Таких аплодисментов я еще никогда не слышал. Все встали и хлопали, не жалея рук. Ведущий вывел меня обратно на сцену, как автора песни, а я стоял, принимая незаслуженную благодарность людей, и думал о том, что сделаю для Мартынова все, что смогу и не возьму у него больше ни одной песни.
Все хотели услышать песню еще раз, но Люся расплакалась и была не в состоянии петь. Вот не хотел я исполнять "Плот" сейчас...
– Большое спасибо всем вам!
– сказал я в микрофон, и шум в зале начал смолкать.
– К сожалению, Людмила сейчас не сможет спеть для вас вторично. Если вы не против, вам спою я. Песня называется "Плот" и посвящена всем создателям песен.
Я спел, мне хорошо аплодировали, но эти аплодисменты не шли ни в какое сравнение с тем, что досталось Люсе.
– Запомни этот день, - сказал я подруге, когда нас везли домой.
– Не каждый профессиональный певец и не каждый год удостаивается таких оваций. Некоторые ждут их всю жизнь.
– Я этот день запомню по многим причинам, - шепнула она мне на ухо.
– И эти овации среди них не главное.
– Выяснили, кто хотел перехватить управление нашим центром?
– спросил Машеров.
– Вряд ли председатель Комитета пошел бы на такое по собственной инициативе.
– Я думаю, что, скорее всего, это Суслов, - ответил Юркович.
– Но никаких доказательств пока нет. Мы наращиваем свои возможности в Москве, но это долгое дело. Ясно, что за этим не стоит Брежнев, он бы действовал по-другому.
– И что гости?
– Пятеро вернулись в Москву, остальные включились в работу. Комитет на наши действия пока никак не отреагировал. А что по выписке для Ивашутина? Что-нибудь решили по Полякову?
– Уже передали по назначению, - сказал Машеров.
– Убрали все по его будущим деяниям и оставили только уже совершенные грехи. Ему и этого на несколько расстрелов хватит. Самое паскудное, что сами же в его предательстве и виноваты!