Возвращение. Часть 2
Шрифт:
– Николай Маклаков, клавишные и труба, - сказал невысокий парень с круглым лицом и уже заметной полнотой.
– Тоже Олег, но Бельский, - представился последний член группы.
– Контрабас.
– Нам сказали, что вы хотите с нами поговорить, а потом уже решите, помогать или нет, - обратился я к ним.
– Давайте я тогда сначала скажу, что нужно нам. Я пишу песни, причем не только детские. К сожалению, ни на каких других инструментах, кроме гитары, я играть не умею, поэтому Люсе приходится подбирать мелодии самостоятельно, и мы ограничены всего двумя инструментами. В некоторых случаях этого хватает, в остальных хорошая песня звучит... так себе. Сейчас у меня есть несколько новых песен, а до лета их будет еще две-три. Мы хотим, собрать из моих песен небольшой концерт и записать его на телецентре. Вам нужно будет сделать аранжировку для своих инструментов, а потом свести все воедино. Если захотите потом исполнять наши песни сами - ради бога. Если будут проблемы с худсоветом по репертуару, мы сможем их решить своими силами.
– Мы бы хотели услышать что-нибудь из нового, - сказал Олег Астахов.
– Давайте пройдем на сцену, там сейчас никого нет. Игорь, принеси гитару.
Для начала мы им исполнили "Годы бешено несутся".
– А теперь представьте, как эта песня прозвучит, если будем играть все вместе, - сказал я.
– Что кислые лица? Тоже скажете, не по возрасту?
– Даже если пропустит худсовет, зрители засмеют, - виновато сказал Астахов.
– Песня замечательная, и поете вы ее хорошо...
– Кажется, я уже где-то такое слышал, - сказал я, обращаясь к Люсе.
– Причем именно такими словами. Олег, вы слышали наше выступление на концерте для милиции?
– Да, но...
– Я извинился за то, что песни не по возрасту, но мог бы и не извиняться, они и так отбили бы себе руки аплодисментами. Если бы была готова и эта песня, я вас уверяю, что точно так же с восторгом встретили бы и ее. Сделаем запись, и ищите себе взрослых певцов или пойте сами.
– Сыграйте еще что-нибудь, - попросил он.
– Мы споем "Снежинку", - сказал я.
– Только учтите, что без ударных она не очень хорошо звучит. Точнее, петь будет Люся, я здесь только играю.
– Когда приходит год молодой, а старый уходит вдаль, снежинку хрупкую спрячь в ладонь, желание загадай!
– запела Люся.
– Припев здесь лучше петь всем вместе, - сказал я, когда мы закончили.
– Есть еще одна песня, но мы ее не разучивали, потому что без партии трубы она не звучит.
– Мы подумаем, - сказал Гордеев.
– Вы не обижайтесь, ребята.
– Никаких обид, - заверил я его.
– Думайте. Когда решите, позвоните по этому телефону. Откажетесь - мы не обидимся.
– Я обижусь!
– сказала Люся, когда мы шли мимо постамента с танком к своей машине.
– Мог бы за меня не расшаркиваться. Целый вечер потеряли!
– Откажутся - будем петь песни из мультиков, - утешил я.
– Такие, что любой худсовет пропустит. От улыбки станет день светлей, и слону, и даже маленькой улитке...
– Закрой рот, сумасшедший!
– рассердилась подруга.
– Нахватаешься холодного воздуха и заболеешь! И люди оборачиваются.
– Садитесь в машину, - сказал Виктор.
– Не согласятся эти, договоримся с другими. У тракторостроителей есть хорошие ребята. А ты лучше действительно подбери что-нибудь детское, к чему искать неприятности на ровном месте?
– Подберем, - пообещал я.
– Пусть, главное, продолжает тренироваться. Для многих хороших песен голос еще слабоват.
– А как вы его тренируете?
– поинтересовался он.
– Спрашиваю потому, что твой голос за полгода заметно изменился.
– Йогой мы его меняем, - пояснил я.
– Дыхательные упражнения и мантры. Увеличивается объем легких, укрепляются голосовые связки. В небольших пределах можно поменять тембр голоса. Ничего в этом сложного нет, кроме каждодневного труда. Ну и, само собой, пение.
– Ты только не перестарайся с этими песнями, - предупредил Виктор.
– Три-четыре новые песни в концерте могут удивить, но не являются чем-то из ряда вон выходящим. А вот десятка полтора... А мы весной в Москву начнем давать кое-какую информацию. Маловероятно, но кто-нибудь сможет сопоставить. Куда вам торопиться, еще вся жизнь впереди.
Глава 4
В середине марта я дописал рукопись "Волкодава" и передал ее в редакцию. Через неделю мне позвонили и попросили приехать. Чтобы не прибежать туда к концу рабочего дня, пришлось отпрашиваться у директора.
– Ты что, по мне соскучился?
– усмехнулась она, когда я переступил порог ее кабинета.
– И это тоже, - сказал я.
– Но, вообще-то, я здесь сейчас по другой причине. Позвонили из редакции, куда я отдал рукопись книги. Я должен у них появиться, но после занятий никак не успеваю, поэтому хотел отпроситься завтра с последнего урока. Это английский, а вы же знаете...
– Знаю, - прервала она меня.
– На урок можешь не оставаться, а Ларисе Васильевне я сама скажу. Книга хоть хорошая?
– Мировой уровень, - скромно сказал я.
– Спасибо, что выручили.
О моем знании английского она была наслышана от нашей англичанки, на уроках которой я теперь обдумывал свои дела, даже не делая никаких попыток это скрыть. Лариса Васильевна была женщиной умной и прекрасно понимала, что ее уроки мне ничего не дадут. На следующий день перед английским я оставил портфель Сергею и устроил небольшую пробежку от школы до троллейбусной остановки. Можно было попросить у Васильева машину, но я не стал наглеть. Время у меня теперь было, а троллейбус шел почти до самой редакции "Молодой гвардии".
– Поздновато ты, - поморщился редактор.
– Как смог!
– ответил я.
– И так с урока отпросился, а у вас, Валентин Петрович, еще два часа работы. Какие ко мне вопросы?
– Рукопись я прочитал, - сказал он мне.
– И не я один.
– Книга очень хорошая и оригинальная, поэтому мы ее без сомнения возьмем в печать. Но кое-что в ней нужно подправить. Оживших покойников убрать, всякое колдовство...
– Вы сказку "Конек-Горбунок" читали?
– спросил я.
– Или любую другую? Выбросите из нее всю магию, и что останется? Уродливый конь-мутант и деревенский придурок. Так и здесь. В книге все подогнано и отшлифовано. Это сказочная фантастика, так можете на обложке и написать крупными буквами. Если не пропустит цензура, вы скажите мне, и я попытаюсь это дело поправить. А если вы сами не хотите такое печатать, то просто верните рукопись, я найду, куда ее пристроить. Я хотел разорвать договор, вы меня отговорили. Видимо, зря.