Возвращение.Хмара-2
Шрифт:
Наконец мы вышли из слишком душных помещений хоромины и оказались в освещённом светом пылающего пожара дворике. Наш давешний мужик, совершенно не стесняясь нашего появления, тащил в сторону горящего окошка здоровенную бадью с водой. За ним вприскочку неслась его завывающая дурниной баба. На своих плечах она тащила толстое коромысло с двумя огромными вёдрами.
— И что ж это мы, позволим этим душегубцам спасать своё имущество? — почёсывая макушку, задумчиво процедил отец Клементий.
— Да нехай тащат, чай, накормили и какую — никакую развлекательную программу предоставили, — я сегодня был снова добр. А, впрочем, исход борьбы за имущество был предрешён. Пламя, вырвавшись из окна горящей спальни, уже лизало конёк крыши. Никто из деревенских пока не спешил
— Что, мужики, погреться пришли? — спросил я у толпящегося в сторонке люда.
— Да, мы тут, вот, — столетний дед, выступив вперёд, виновато развёл руками. — Пришли, стало быть, значица.
Позади него что-то негромко забубнили, я уловил лишь только одну сказанную фразу. "Стало быть, уцелели касатики, — пробормотала какая-то баба, — а мы — то думали и этих порешат. Видать, ангел над ними кружился и…". Дальше её голос перешёл на шёпот, и я больше ничего не услышал.
— Это хорошо, что пришли, — я обвёл взглядом сразу притихшую от звука моего голоса толпу. — Этих-то, — я ткнул пальцем в сторону оплакивающих своё жильё супругов, — судить будем или как? — в голосе моём не было ни обвинения, ни угрозы. — А, мужики, может они и так крепко наказаны? Ишь, как убиваются!
— Ишь, по дому они убиваются, а у самих, поди, где-нибудь золотишко-то прикопано. Уж, наверное, не убивались, когда людей убивали да грабили. На кол их, и вся недолга! — предложил кто-то из самых "сердобольных".
— Сурово! И впрямь, может, стоит на кол, а? Отец Клементий, ты как думаешь?
— На кол, говоришь? Что ж, можно и на кол. А что с подельниками его делать будем? — при этих словах народ испуганно отшатнулся. В разговоре о горящем доме все как-то позабыли об остальных членах банды.
— А вы что шарахаетесь? Те подельники, что греха смертного не убоялись, в очистительном огне крестятся. Я о других говорю. О тех, что всё видели, всё знали и помалкивали, — народ под его взглядом засуетился. — О вас я говорю, о вас, не сомневайтесь! Неужто всем миром с пятью бандитами не совладали? — деревенские, испуганно поглядывая друг на друга, немного попятились, готовые дать дёру. — Да не пужайтесь, не я вам судья, бог на небе рассудит! Стыдно мужики, стыдно! Сперва под вашим боком и не с вашей ли помощью защитника и сирых благодетеля графа Дракулу извели, а после притон бандитский открылся. Но ежели хоть капля стыда в вас ещё осталась, ежели внемлите совести и разумению светлому, не к бегу постыдному готовьтесь, а точите мечи, да топоры поострее, косы пиками обращайте. Бабы, старики да дети малые пущай уходят! А вы край свой защитить должны, вражьей силе свою хитрость да удаль крестьянскую противопоставить. А этих, — Клементий махнул ладонью в сторону притихшей четы, — на королевский двор тащите, пущай государь сам судит! — народ робко, но одобрительно загалдел.
К полудню слегка выспавшись, всласть откушав и порасспросив местных о путях — дорогах и новостях деревенских, мы, неспешно шагая, отправились в путь. Каждый из нас вёл в поводу по упитанной, справной лошадке (каждая не чета той, что была впряжена в телегу местного мафиози). Собственно, и эти коники были из той же конюшни. Так что мы без малейшего стеснения включили их в оплату ночных хлопот. Остальных лошадей и прочее оставшееся у погорельцев имущество раздали местному люду.
— Как жа им теперича без всего обходиться-то? — под самый занавес разграбления спросила какая-то сердобольная старушка. "Раскулаченная" мать мафиозо разревелась ещё пуще, но если она рассчитывала на хоть малейшее сострадание, то добилась обратного. Я ответил со всей жестокостью, на которую только был способен:
— А вы их, бабуля, к королю поскорей везите! Уж государь — то их казённым имуществом обеспечит, не обидит! Если надо, то и домик деревянный выдаст, на каждого, да ещё и землицей присыплет! — больше что — либо говорить или объяснять кому бы то ни было мне не хотелось. Мы торопились и, оседлав коней, двинулись в путь. А жена главаря банды зло зашипела, словно рассерженная кошка и, не отрываясь, стала смотреть в мою сторону. Её губы, скривившись в хищном оскале, стали нашёптывать неудобоваримую тарабарщину. Я решил, что она слегка тронулась, и мы, более не обращая на неё внимания, отправились в путь. Но, похоже, я оказался неправ. Мы уже порядком отдалились от деревни, а я всё ещё чувствовал на спине прожигающий взгляд сидевшей на взгорке женщины. Наконец я не выдержал и, остановившись, обернулся. Женщина и впрямь по-прежнему смотрела в мою сторону, а её связанные руки пытались вычертить в воздухе какую-то странную извилистую фигуру… Я вздрогнул, но возвращаться не стал и, отогнав мрачные мысли, поспешил вслед за удаляющимися товарищами.
На щитах, стоявших на дороге, аршинными буквами было вырезано всякое непотребство, и чем дальше — тем чище, но сквозь эти "веяния времени" отчётливо просматривалась вычурная вязь королевских указов. Один из них гласил:
…и посему повелеваем людям дворовым да народу подлому замка чёрного сторониться. А да буде замечен кто близ замка, того, без дел отиравшегося, изгнать на вечное в местностях безлюдных поселение, либо сечь розгами нещадно прилюдно на площади. А кто торговлю тайную поведёт, у того имущество в оброк обратить да в Тьмутаракань выслать, денег княжеским людям в долг не давать, в начинаниях не способствовать".
Это было лишь одно из королевских предписаний, но были и другие, что-то запрещавшие, что-то требовавшие. Вскоре мощёная дорога кончилась, на месте бывших камней остались едва заметные ямы да рытвины — похоже, победители и "добрые люди" вывезли всё.
Близился полдень. Ветер, порывами прилетавший нам навстречу, приносил освежающую прохладу. За очередным поворотом нашему взору открылось огромное, казалось бы, хаотичное нагромождение камней. Я всмотрелся в очертания окружающих гор и понял: пришли. Чёрная пустошь — обломки скал и россыпи почерневшего, обуглившегося от нестерпимого жара кирпича, покрытого густым слоем пепла, вот и всё, что осталось от некогда величественного сооружения. Две последовавшие друг за другом осады стёрли родовое гнездо графа Дракулы с лица Земли. Всё, что могло гореть, было сожжено, сам замок и стены разрушены до основания, глубокие рвы заспаны щебнем и побелевшими от времени костями. Меж уродливых, изломанных скелетов, принадлежавших оркам, и огромных, жёлтых костей странных животных, с огромными зубами на массивных, вытянутых челюстях, среди множества скелетов в истлевших одеждах западников нет- нет да и попадались белые кости, обряженные в чёрные, отливающие вороновым крылом латы, покрытые сотнями вмятин, пробоин, с торчащими из костей стрелами и топорами. Я живо представил, как войско Дракулы таяло, как наполнялись рвы кровью и телами убитых, как рухнули замковые стены, как медленно таяли силы защитников, как отступали они, оставляя на улицах горы вражеских трупов.
Мы ступили на улицы города и двинулись дальше, следуя по следам давно утихнувшей битвы. Вот лавина вражеских скелетов хлынула через главную башню, затем заполнила двор и вытекла за внутреннее ограждение. Вражеских трупов не убывало, а скелеты защитников стали попадаться всё реже и реже, наконец, их не стало вовсе. Я присмотрелся к оставшимся на костях следам. Я мог ошибаться, но складывалось впечатление, что все без исключения враги повержены одним мечом. Я остановился. У самого края стены, выходящей к бездонной пропасти, волна нападавших словно упёрлась в невидимую стену. Кости врагов лежали белеющим валом. На самом краю пропасти лежал иззубренный, с избитым эфесом меч князя Улук-ка-шен, графа Дракулы. Самого графа, а точнее, его истлевшего скелета нигде не было. "Наверное, упал и разбился", — подумал я, стаскивая с головы шапчонку. Грудь защемило болью утраты, но внезапно меня словно окатило невесть откуда набежавшим ветром озарения. На мгновение мне показалось, что я увидел знакомое, сильно постаревшее, но живое лицо князя.