Возвращение
Шрифт:
Рен Эверон откровенно задумался, а Тиль в ужасе уставился на невестку.
— Поединок, — твердо ответил телохранитель, и Белка широко улыбнулась. — Хороший, красивый, смертельно опасный поединок, в котором каждый из воинов показал бы свое мастерство и сумел меня удивить.
— Поединок… — медленно повторила она, блуждая рассеянным взглядом по сторонам. — Кстати, а ты знаешь, как у некоторых народов принято вершить правосудие? Некоторые называют его судом богов… это когда обидчик и обиженный встают в круг и бьются до победы или до смерти. Между прочим, действительно завораживающее зрелище…
У Таррэна похолодели руки, а перед глазами во всех подробностях встала жутковатая в своей реальности картина, когда этим утром пылающая «Огнем» Белка чего-то ждала от озадаченного дракона. И медленным, едва понятным движением очерчивала своими клинками… поединочный круг! Или круг смерти, как называют его по обычаю эльфов!
— Нет! — Он взлетел со своего кресла, подхватив жену на руки и притянув к себе так, чтобы видеть ее глаза. Чтобы заглянуть в них и убедиться, что она пошутила. Чтобы спеленать по рукам и ногам и никогда больше не отпускать. — Нет, Бел! Ты слышишь?! Я тебя не пущу!
Элиар с изумлением уставился на побратима, но вскоре тоже спал с лица: начатый этим утром поединок так и не был закончен. А уж такую причину для отложенной войны даже драконы сочли бы уважительной.
Таррэн наконец сумел заставить жену посмотреть прямо, но, когда это произошло, ему стало холодно. Холодно и страшно, потому что это не Белка на него сейчас смотрела — это смотрела драконица из его снов. Та самая. Великая Мать, которая когда-то погибла от рук собственных детей.
ГЛАВА 18
На какой-то миг Элиару показалось, что сейчас случится что-то страшное. У Таррэна так жутко изменилось лицо, что светлый всерьез опасался — взорвется. Или ударит кого-нибудь. Или же вспыхнет «Огнем», безрассудно испепеляя все вокруг: себя, отца, друзей и всех тех, кому не повезет оказаться рядом. Но у него только глаза загорелись какими-то болезненными искрами да лицо застыло, словно восковая маска. Тогда как руки сами собой разжались и позволили Белке встать на ноги.
Никто не видел ее лица — она стояла спиной, пристально глядя на пошатнувшегося от какой-то мысли мужа. Но ллеру Адоррасу, успевшему понять немного больше, чем светлый, с лихвой хватило и того выражения, которое появилось на лице у темного лорда, — обреченность пополам с бессильной ненавистью и пониманием, что ничего уже не изменишь.
Конечно, они оба знали, что именно предложила Белка и кто должен вызвать униженного дракона на поединок. Понимали, зачем это нужно. И остро сознавали, что вряд ли удастся заинтересовать Создателей чем-то иным. Белке придется вызвать его, чтобы дать шанс уцелеть остальным. Вызвать, чтобы его месть или свершилась наконец, или же не случилась никогда. И чтобы сам поединок стал тем единственно неоспоримым условием, ради которого обозленные драконы согласились бы выслушать требующих суда чужаков.
А ведь это действительно будет суд. Суд богов, на котором станут равны драконы и созданные одним из них полукровки. А главными спорщиками, как и положено, станут двое: оскорбленный неудачей дракон и его маленькая, но очень опасная противница.
У Элиара кровь застыла в жилах, едва он понял эту простую истину. Со стаей им было не с руки тягаться — драконы сомнут и не заметят. А с учетом того, насколько быстро они вспыхивали, ждать от них терпения не приходилось. Так что в чем-то Белка, безусловно, права: их надо чем-то заинтересовать. Отвлечь внимание. Но не так, как она предлагала это сделать! Ведь это будет самоубийством!
— Покажи, что ты видела, — внезапно охрипшим голосом попросил Таррэн, глядя на супругу. — Покажи мне, Бел. Я должен знать правду, прежде чем что-то решать.
— Хорошо, — согласилась Гончая, приложила руки к его вискам и осторожно заглянула в расширенные, полные страшного подозрения глаза. — Будет немного больно, прости.
Таррэн только сжал зубы.
Элиар не знал и не мог знать, что именно должна была показать ему маленькая Гончая, и понятия не имел, почему это стало так важно. Но когда у побратима из груди вырвался горестный вздох, а лицо исказила гримаса боли, сразу подумал: это плохо.
Нет, в то, что побратим согласится на эту дурость, светлый не верил: Таррэн любил жену до безумия и никогда не подверг бы ее риску. Скорее уж он сам выйдет против драконов и погибнет, но ее на растерзание не отдаст. Но почему же тогда так холодно и мерзко стало на душе? Почему Таррэн так бледен? Что они видят сейчас друг в друге? Что чувствуют в этот недолгий миг единения? Что за тайна связала их на пороге самой большой из совершаемых глупостей? Что за боль объединила? Чего мы не знаем о вас, дикие и любящие? И почему так холодно здесь, рядом с вами, когда вы еще живы и только собираетесь дать нам ответ?
Таррэн уронил голову и обнял Белку за плечи.
Она печально улыбнулась.
— Ты же не думал, что все будет так просто? Наша первая встреча, твой брат, руны, изменение… что магия крови не могла зародиться на Лиаре сама по себе. Все было предопределено. Все это было спланировано — ты, я. Даже те девять кругов, которые были многократно прокляты. Только мы не знали тогда, для чего это было нужно. И не знали, для кого на самом деле предназначалось.
Таррэн несильно вздрогнул.
— Я все понимаю, — прошептала она, с болью глядя на мужа. — Но по-другому нельзя. И мне невыносимо видеть, что ты готов уничтожить все, ради чего мы жили. Ради чего прошли через все это… лишь для того, чтобы больше не рисковать.
— Я не хочу тебя потерять, Бел!
— И я не хочу. В компании Ледяной богини мне будет намного хуже, чем у тебя под крылом.
— Это слишком опасно! Ты можешь не успеть!
— Я всегда себя контролирую, — строго сказала она, словно не замечая сгущающегося в зале напряжения. — И это ты тоже знаешь.
— Ты могла сказать раньше…
— Я сама увидела всю картину целиком только сегодня. Или ты действительно думал, будто у меня не бывает дурацких снов?
Таррэн устало прикрыл глаза.