Возвращение
Шрифт:
Фильм продолжился моей жизнью и службой у новгородского князя. Шли годы, появились дети. Я стал сотником и одним из близких к князю людей. До сорока лет меня успешно старили гримом, заключительные кадры, когда я уже был стариком, играл другой актер. В молодости мне пришлось один раз сопровождать Ярославича в ставку Батыя. Зная о моей ненависти к монголам, князь старался в такие поездки меня не брать, но в тот раз пришлось съездить, да еще побывать на пиру, куда пригласили Невского с ближними людьми. Видимо, я чем-то себя выдал на приеме и заинтересовал монгольского владыку, потому что Батый приказал, чтобы на пиру был и я.
– Редко можно встретить человека, который бы меня так ненавидел! – с улыбкой сказал он Ярославичу, который
В то время князь уже говорил по-монгольски, но для удобства съемок разговор шел через толмача.
– Прости его, великий хан! – побледнел Невский. – Это один из моих лучших воинов. А ненависть... Нукеры Берке убили всех его родных, в том числе и любимую девушку. Время залечит раны, а я сделал ошибку, взяв его сюда.
– Один из лучших, говоришь! – довольно сказал Батый. – Я помогу найти выход его ненависти, а мы все потешим душу доброй схваткой. Давай, кнез, твой воин против моего. Все в руках бога, победит – отпущу.
Противником мне выбрали здорового как лось монгола, с на редкость кривыми ногами и длинными мускулистыми руками. Мы обнажились по пояс, взяли мечи и вошли в круг. Выйти из этого круга я мог только победителем. Противник был гораздо сильнее меня и наверняка искусно владел своим кривым мечом, поэтому вести затяжную схватку я не мог. Я ее и не вел, еще не хватало тешить забавой эту сволочь! Съемка была комбинированной, потому что метать меч в живого артиста я не мог. Я никогда не двигался так быстро и, несмотря на разминку, получил хорошее растяжение. В фильме мое изображение чуть смазалось, и тут же монгол, выронив свой меч, заваливается назад с моим в груди. Меня отпустили, но к монголам я больше никогда не ездил.
Когда умер князь, мне было сорок три года. Итогом жизни с Младой были три сына и две дочери. Фактически на этом фильм для меня закончился. Заключительный эпизод смерти играл не я. За этот эпизод мне тоже досталось. Старый воин приходит на погост к могиле своей жены, где его и находит уже мертвым один из внуков. Старик лежал, обхватив руками могилу, а рядом валялась пустая ладанка. А по протянувшемуся в бесконечность лучу уходил я, держа за руки и свою погибшую любовь и молодую Младу.
Каких только премий не собрал четырехсерийный фильм «Воин»! Но за границу ездили только в Канны за своей «Пальмовой ветвью». Это был первый и последний раз, когда меня с большим скрипом выпустили из страны. Наверное, этот факт сыграл роль в том, что на меня вышли так поздно. Ни у кого в ЦРУ просто не укладывалось в голове, что такого человека, как я, можно выпустить из-под контроля. А поскольку выпустили, я на время выпал из круга подозреваемых. На экраны фильм вышел весной семьдесят третьего года, все лето мы отдыхали, а к следующей работе я думал приступить осенью. Тогда же я узнал, что началось применение сердечного препарата. Одним из первых, кому сделали уколы, был Келдыш. Через неделю он приехал к нам с большим тортом.
– Все прошло, – говорил он за чаем. – И боли, и плохое самочувствие. Я своего сердца теперь вообще не замечаю. Но таблетки все равно сказали пить еще месяц.
– Они и мне в свое время помогли, хоть я уже был в возрасте, – сказал я. – Помимо сердца они, хоть и не так сильно, способствуют оздоровлению всего организма. Теперь проживете намного дольше.
– Производство препарата развернули очень широко, – сказал он. – Сейчас остановка только за ультразвуковой аппаратурой. Ну и самих врачей нужно обучить. Зонды будут серийно производиться в этом году, а подготовка кардиологов уже идет. Через пару лет планируется оказать помощь всем, кто в этом нуждается и обслуживать пациентов из-за границы. Приняты все меры, чтобы дольше сохранить монополию на это средство. По таблеткам
– А как дела с термоядерным синтезом? – спросил я. – Хоть какие-то подвижки есть?
– А как же! – оживился он. – Ты рассказал много интересного, да и новая аппаратура дает дополнительные возможности. У вас когда запустили первый реактор?
– В двадцать первом году, – ответил я. – Но массово их строить при мне так и не стали. Сложно, дорого и низкий кпд. Чтобы получить миллион киловатт, нужно было затратить семьсот тысяч. Кому это нужно?
– Подвижки есть и немаленькие, – рассказал Келдыш. – Но много и проблем. – Я думаю, экспериментальный реактор будет не раньше восьмидесятого года. Только и нам по этой схеме придется тратить немало энергии. Пока прикидывают, что это будет треть от получаемой.
– Это уже терпимо, – сказал я. – Лишь бы цена была не запредельной. А как дела с вычислительной техникой? Интересно, я ведь все-таки специалист.
– Пока производим ЭВМ на микросхемах средней степени интеграции. Их и используем для разработки БИС. Первые микропроцессоры должны быть в следующем году. Будем сразу же выпускать тридцати двух разрядные. А восьмибитные процессоры уже серийно изготавливаются, но не для вычислительной техники. Половина тем из запущенных пять лет назад еще только начинает внедряться в производство, слишком много было разного рода трудностей. По твоим тетрадям сейчас работают с полсотни институтов и КБ. К сожалению, результаты будут не сразу, но когда будут...
– Теперь доживете и увидите, – сказала Люся. – Интересно, руководству страны уколы не сделали?
– Брежневу будет шестьдесят семь, – сказал я. – Возраст подходящий. Еще несколько лет, и будет поздно. А Суслову уже поздновато, толку будет чуть.
– Пока об этом разговора не было, – ответил Келдыш. – Наверное, ждут результатов клинической практики. Сначала пропустят таких, как я, а потом уже будут делать им.
– Плохо, что укольчики сделают и таким, как Черненко, – сказал я жене, когда уехал Мстислав Всеволодович. – Попробуй его потом выковырять. Пока он заведует общим отделом ЦК, но Брежнев тянет его наверх. Я один раз позволил себе высказаться, но он меня быстро поставил на место, поэтому я больше кадровых вопросов не касаюсь.
Я, что называется, сглазил. Где-то через час после нашего разговора зазвонил телефон.
– Геннадий, можете сейчас приехать? – раздался в трубке голос Леонида Ильича. – Тогда я отправляю за вами машину.
– Поздновато для посиделок, – сказала Люся, заканчивая наводить марафет. – Он не сказал, для чего мы нужны?
– Тебе, наверное, судьба сидеть с подругой.
– Ну и ладно. Мне ваша политика не больно интересна. Расспрошу Вику о ВГИКе, я в нем сто лет не была.
С сентября внучка Брежнева поступила на первый курс и училась в студии Герасимова, так что общие темы, кроме обсуждения меня, у них теперь были. На выезды к Брежневу я теперь оружия не брал, так что сдавать его не требовалось, и нас сразу же пропускали в квартиру. Встретила нас Виктория Петровна, которая обнялась с каждым и увела Люсю, сказав, что меня ждут в кабинете. Помимо Брежнева, меня поджидал Суслов. Интересно, это был первый случай за последние два года. Что же у них случилось?
– Удивлен? – спросил Михаил Андреевич. – Не беспокойся: ничего особенного не случилось, просто хочу посоветоваться, делать уколы или нет. Врачи говорят разное, поэтому хочется знать твое мнение.
– Большого эффекта не будет, – откровенно сказал я. – Возраст. Возможно, проживете немного дольше. А вот таблетки попить советую. Они хоть и не так сильно действуют, но, в общем-то, оздоравливают весь организм. Мне они неплохо помогли, а я ведь был старше вас. А вот Леониду Ильичу польза будет большая.