Возвращение

Ищенко Геннадий Владимирович

– Конечно, пригласи, – согласилась мама. – Можно не только мальчиков.

– В него в классе половина девчонок влюблена, – засмеялась сестра. – Для того такие мышцы и качает. Только влюблены, наверное, не те. То портфели им таскал, а теперь после окончания уроков летят с Сергеем домой.

– Дожди, потому и летим, – сказал я. – Что за радость гулять по такой погоде? Я даже велосипед уже не беру.

– Мы, наверное, через год отсюда уедем, – сказал отец. – Когда я ездил в штаб округа, был разговор о моем переводе в Прибалтику с хорошим повышением в должности. Но подполковника мне уже не дадут, и года через два все равно уберут на пенсию. Так что я, если предложат, буду отказываться. Доработаю здесь сколько получиться, а потом поедем на Дон к старикам.

Я знал, что его демобилизуют в феврале следующего года. В той жизни это у меня вызвало радость, сейчас я ничего, кроме грусти, не испытывал.

Не хотелось мне уезжать из этого микрорайона в лесу, но, как и в прошлый раз, от моего желания ничего не зависело. Ладно, до этого еще больше года. Я задумался. Мою ложь насчет написания рассказа следовало чем-нибудь подкрепить. Написать, что ли, что-нибудь из того, что запомнилось особенно хорошо? А что? Мальчишкой я прочел массу рассказов, особенно в журнале «Техника молодежи», но почти все они были, на мой искушенный взгляд, откровенно слабы. И что самое главное, я не знал, когда что написано. При прочтении меня это просто не интересовало. Позже я уже не любил читать рассказы, предпочитая большие по объему произведения. А перестроечная литература вообще не годилась. Попробуй, например, принести в любую редакцию что-нибудь вроде «Фугу в мундире». Разврат и махровая антисоветчина! Отец мигом вылетит из армии, а на то, что сделают со мной, у меня просто не хватало фантазии. Отца и так чуть не выперли из армии, когда он после поездки на Украину высказался о сельскохозяйственной реформе Хрущева. О его словах стало известно нашему особисту – пьянице и большой сволочи. Завели дело, и отца спасла только отставка Хрущева, которому в вину вменили как раз его реформы. Мне вообще претило выдавать чьи-то произведения за свои, по-моему, это ничуть не отличалось от обыкновенной кражи. Но потом я все-таки решил, что ради спасения мира можно немного поступиться принципами. И, потом, если у меня все получится, реальность должна будет измениться, как и жизни миллионов людей, причем в первую очередь именно в нашей стране. Если даже все писатели моей реальности останутся писателями и здесь, напишут они, скорее всего, совсем другие книги. Я решил не связываться с рассказами, а позаимствовать у Головачова небольшую повесть «Хроновыверт». Там один из главных героев как раз мальчишка, и нет антисоветчины, так что в редакции должны съесть. Помнил я ее не дословно, а процентов на девяносто. Ничего, дописать самому будет несложно. И совесть немного успокою: все-таки внес хоть какой-то труд. Решив, что запись по моему плану может подождать, я достал последнюю чистую тетрадку и начал быстро заполнять ее текстом, ненадолго задумываясь в тех местах, где что-то забылось. На улице опять пошел дождь, так что никуда идти не хотелось и можно было работать до вечера. Вообще-то, я любил ходить в дождь по лесу, надев старую плащ-палатку. Но это летом, а не сейчас, когда уже сильно похолодало. В повести было страниц пятьдесят, и я надеялся закончить ее за неделю без ущерба для остальных занятий. А на тетрадь для своих записей сегодня же попрошу деньги и завтра после школы куплю.

В понедельник на большой перемене часть школьников разбрелась по коридорам, остальные остались в своих классах. Дождя не было, но не было и желающих переобуваться и брать пальто из гардероба. Все уличные прогулки на переменах закончились до мая. Я тоже вышел в коридор, подошел к стоявшим особняком Люсе с Леной и пригласил их на день рождения.

– А кто еще будет? – спросила Лена.

– Из девочек думаю пригласить Иру со Светой, а из ребят только Сергея с Игорем.

– Мы придем, – кивнула Люся. – Когда день рождения?

– Еще не скоро, – ответил я, уточнил дату и вернулся в класс, где за своей партой сидела Зимина.

– Света, – обратился я к ней. – Приглашаю на день рождения. Еще больше месяца, но я решил сказать заранее.

К моему удивлению, она отрицательно покачала головой.

– Я бы хотела прийти, но не приду. Ты ведь приглашаешь не из-за того, что действительно хочешь меня видеть на своем празднике. Не беспокойся, я не обижусь.

Я хотел посмотреть ей в глаза, но девочка успела отвернуться, а я вернулся и сел за свою парту. Я действительно не горел желанием ее приглашать, но как она об этом догадалась? Почему-то сразу испортилось настроение. Вот надо было мне к ней подходить? Решил сделать как лучше, а только расстроил и ее, и себя. Лучше нам с ней вообще не общаться. Я попытался остаток перемены заняться медитацией, чтобы успокоить нервы, но из коридора в класс вернулись почти все мальчишки, и сразу стало шумно. После уроков я сбегал в магазин за тетрадкой и купил заодно чернила. Прибежав домой, немного пописал повесть, потом сделал перерыв и выполнил асаны, после чего занялся мордобоем. Я разучивал всего три простые связки блок-удар и пару ударов ногами. Неправы те, кто говорят, что от занятий без спарринга нет никакой пользы. Надо быть идиотом, чтобы отрицать пользу учебных схваток с партнером, но без нее нельзя обойтись тогда, когда вы ведете бой с профессионально подготовленным противником. В большинстве драк все решает один единственный пропущенный удар. Поэтому я и поставил своей задачей отбить удар, нанесенный по любому уровню и тут же самому ударить противника. Не получится отбиться, придется положиться на ноги. Зря я их, что ли, тренирую? Первые же упражнения показали, что у меня недостаточно растянуты связки. Выполнить удары с нужной скоростью не получалось, а после их выполнения начали болеть руки. Решив, что на сегодня достаточно, я занялся писательским трудом, пока мама не позвала на ужин. После ужина почти час описывал девяносто девятый год, закончив его записью об уходе в отставку Ельцина. Пальцы правой руки уже почти не уставали, и на них начали образовываться мозоли.

Я не уложился в неделю, мне их понадобилось две, причем пришлось покупать еще две общие тетради. Я пронумеровал исписанные тетради и отдал их маме.

– Старался писать разборчиво, – сказал я ей. – И прямую речь оформлял так, как в книгах, чтобы удобней было читать. Отдаю на твой суд.

Маме понадобилось чуть больше трех часов, чтобы прочитать сто сорок тетрадных страниц, после чего она, вся заплаканная, обняла меня и сказала, что ничего лучше в своей жизни не читала.

– Если не напечатать это, – говорила она, бережно держа в руках тетради. – То что тогда вообще печатать? Только я там многих слов не поняла.

– Я же давал объяснения в сносках, – удивился я. – Покажи хоть одно непонятное слово.

– Вот! – она перевернула несколько страниц. – Субквантовый уровень. А в сноске у тебя написано, что это уровень ниже мира элементарных частиц. А я и частиц-то тех уже не помню.

– Вредно читать одни детективы, – сказал я. – Ты когда-нибудь читала фантастику?

– Что-то было в университете, но уже не помню. И одну вещь Беляева прочитала, когда нечего было читать. Про отрезанные головы.

– Ладно, – обнял я ее. – Не бери в голову. Если рукопись заинтересует издательство, они по ней еще пройдутся с ручкой. Что не нужно – уберут, что неясно – дополнят.

Вторым читателем был отец. Несмотря на головную боль, он осилил мое произведение за один вечер и забрал его утром на работу.

– Отдам его в штабе нашей машинистке, – сказал он мне. – Она в свободное время отпечатает. Так будет гораздо лучше читать, чем разбирать, что ты там написал.

Через три дня он принес домой две не очень толстые стопки листов.

– Сначала прочитала сама, а потом все распечатала под копирку, – сказал он. – Завтра четверг, пусть мама съездит в Минск и попробует это куда-нибудь пристроить.

Первая поездка окончилась неудачно. Мама нашла редакцию издательства «Беларусь», но ей сказали, что в ближайшее время по плану никакой фантастики печататься не будет и посоветовали обратиться в отделение издательства «Молодая гвардия».

– У них есть серия «Научная фантастика и приключения», так что там у вас рукопись скорее возьмут, – сказал ей один из сотрудников. – Они и сборники печатают, а у вас, я смотрю, рукопись на полноценную книгу не набирается. Мой вам совет, если с ними ничего не получится, отдайте в редакцию любого журнала, где печатают фантастику. Если вещь стоящая, они возьмут. В деньгах, может быть, проиграете, но на вашем счету будет публикация, а иные журналы читает гораздо больше людей, чем прочтет изданную книгу.

Нужное издательство находилось недалеко, не пришлось даже пользоваться транспортом. Но четверг у них оказался неприемным днем.

– Отправьте по почте, – посоветовал ей вахтер. – А хотите отдать лично, приезжайте завтра.

Мама поехала на следующий день, выстояла небольшую очередь и отдала один отпечатанный экземпляр, положив рядом и общие тетради.

– Сын проверил текст на листах и не нашел ошибок, – сказала она редактору. – Но, может быть, возьмете и рукописный текст?

– При чем здесь сын? – не понял редактор. – Это не ваша вещь?

– Повесть написал мой сын! – сказала она. – Он учится, поэтому ее вам привезла я. Честно скажу, что не люблю фантастику, но его книгу прочла с интересом. И вовсе не из-за того, что писал сын. Эту вещь уже прочитали несколько человек, и всем понравилось. Не понравится вам, я ее повезу другим.

– Оставьте ваш адрес, – сказал редактор. – В месячный срок мы вас уведомим о результатах.

Это было шестого ноября, а двенадцатого пришло письмо из издательства, где сообщалось, что рукопись они берут, опубликуют в ближайшее время в составе сборника, а нам нужно подъехать в редакцию для оформления договора. Там же сообщалось, что оплата рукописи в пять авторских листов составит ориентировочно семьсот пятьдесят рублей.