Возвращение
Шрифт:
– Это тебе надо благодарить Люську, – ответил он. – Она, когда ты ушел, встала в дверях и такое сказала... Слушай, она, наверное, в тебя втюрилась, как и Зимина. Сказала, что тебе сейчас плохо, и чтобы никто к тебе не лез с дурацкими вопросами и просьбами, не говоря уже о каких-то там проверках. Тебе надо было слышать, как она это говорила.
– Пошли, – устало сказал я. – Сейчас будет звонок.
Звонок прозвенел, когда мы были на подходе к классу. Я зашел в дверь и, ни на кого не глядя, сел на свое место. Через минуту зашла учительница физики, и начался урок. У нас был кабинет физики, но занимались мы в нем не очень часто. Сейчас тоже занятия шли в классе. Никаких опросов не было, нам просто рассказали новый материал и дали задание на дом. Прозвеневший звонок подвел черту под моим первым учебным днем. Забрав портфель и поменяв обувь, я в компании
Дома меня ждал разговор с мамой, которую мать Игоря уже просветила по поводу моих вчерашних похождений.
– Я понимаю, что ничего плохого не было и не могло быть, – выговаривала она мне. – Но ты же знаешь людей и их языки! Я не против, если у тебя будут подруги, наоборот, только обрадуюсь. Но ходить к ним все же желательно днем, а не ночью, и чтобы о твоих визитах знали их родители.
– Это была еще не ночь, – ответил я. – А родителям она потом сказала. Так получилось, больше я ни к кому ходить не собираюсь. Вот мой дневник, а я пойду к себе. Что-то я за сегодняшний день устал и хочу отдохнуть.
Я подождал, пока мама прочтет дневник и выскажет свою радость моими успехами, после чего, несмотря на усталость, стал выполнять все, что обычно делал в это время. Последними были медитация и тетрадь. Когда со службы пришел отец, ему первым делом продемонстрировали мой дневник.
– Молодец! – сказал он, радостно улыбаясь. – Не ожидал, что у тебя так быстро начнет получаться. Я узнал насчет гитар у одного из наших офицеров. Оказывается, они не так уж дорого стоят. Через пару дней продадим пианино и в ближайшие выходные купим тебе гитару.
– Спасибо, папа, – вяло поблагодарил я. – К ней еще нужно будет купить самоучитель.
– Ты сильно устал, – сказал он мне. – Уроков еще не задали? Вот и хорошо. Бросай все свои дела и ложись в кровать.
Я подумал и решил последовать его совету. По моим расчетам, на заполнение тетрадей нужно было четыре месяца, а у меня их до отпуска отца еще десять. Почему бы не отдохнуть, если плохо?
Утром от вчерашней хандры не осталось и следа. Надо было делать выводы из случившегося и относиться спокойнее к заморочкам в школе, иначе я за год просто рехнусь. В конце концов, они все еще только дети, а я... Я постоял немного и сел обратно в кровать. Было непонятно, что со мной происходит, но я уже не чувствовал себя взрослым и много прожившим человеком. Память никуда не делась, но прожитая жизнь воспринималась, как много раз просмотренный и хорошо знакомый кинофильм. Я знал, что психика зависит от состояния тела, но не могло же так случиться, что сознание мальчишки и его молодое тело так на меня подействовали! Или могло? Ольга говорила, что влияние будет, но я никогда не думал, что и в душе стану пусть не мальчиком, но уже и не взрослым человеком. Хотя чего я паникую? Я умнее того, кто был прежде, по-прежнему знаю много такого, до чего теперешнему человечеству еще расти и расти. Потянуло к сверстникам и возникло желание выпендриваться? Значит, буду с этим бороться. Ума и опыта у меня достаточно, а с девчонками как-нибудь разберусь. Это через год с этим будет сложнее, а пока все они еще соплячки! Я прислушался к себе и понял, что с последним высказыванием не согласен. Вот черт! Ладно, с этим как-нибудь разберусь позднее. А пока медитация и бег! Как в той, так и в этой жизни занятия трансцендентальной медитацией, помимо всего остального, привели к уменьшению времени на сон. Спать меня заставляли ложиться в десять, и лишь иногда можно было отвоевать лишний час на работу. А вот вставал я без всяких будильников, когда еще не было пяти утра. Высыпался прекрасно и успевал сделать до школы массу дел. Вот и сегодня я занялся медитацией, потом пробежал туда и обратно половину дороги до станции и выполнил все силовые упражнения. Асаны у меня всегда выполнялись вечером. Результаты регулярных занятий начали сказываться, несмотря на то что занимался я всего десять дней. Двадцать раз я уже отжимался, что для этого тела было большим прогрессом. Мог бы и больше, но боялся потянуть мышцы и надолго завалить тренировки. Лучше все делать постепенно. В школу нужно было к восьми, так что я еще успел включить допотопную газовую колонку с двумя рычагами, покупаться и съесть приготовленный мамой завтрак. В школу опять пришлось бежать бегом. Сегодня первым уроком была история. Я примчался за несколько минут до прихода учительницы, поэтому на разговоры времени не осталось. История СССР была интересным предметом, но все портила необходимость запоминать огромное число дат. Запомнить их для одного урока было не очень сложно. Но уже через несколько дней все запомненное благополучно забывалось. Слава богу, теперь с этим не было никаких проблем.
Вторым уроком была математика, которую вела классная, и мой дневник украсила еще одна пятерка. Кстати, завтра будет литература, и я совершенно случайно обнаружил подлянку в виде нескольких непрочитанных книг из обязательного летнего списка. Троечнику было необязательно читать все, мне же теперь нужно было после уроков срочно бежать в библиотеку. Третьим уроком была география СССР, а на большой перемене ко мне подошла Ира и попросила текст песни. Так я сделал второе неприятное открытие за сегодняшний день. Оказывается, можно прекрасно помнить то, что было, скажем, сорок лет назад и забыть об обещании, данном вчера. Пришлось достать блокнот и срочно записывать нужный текст. С анекдотами ко мне перестали приставать, чему я был только рад. Я и впоследствии их неоднократно рассказывал, но только тогда, когда это было нужно мне, а не всем остальным. Девчонки как сговорились: никто из них никаких попыток сближения не предпринимал. Я постарался убедить себя, что это только к лучшему, но неприятный осадок остался. Я очень быстро врастал в учебу и в свой класс. Никто не вспоминал событий первого дня учебы, чему я был только рад. Перед последним уроком, которым было пение, ко мне подошел Сашка и положил на парту две общие тетради. Знал бы он, что проигранный им рубль пошел на спасение человечества!
Пение тоже вела классная. В школе не было ни одного музыкального инструмента, не было даже проигрывателя и дисков с музыкой по программе, поэтому мы занимались чисто теоретически, ну и иногда пели, выходя к доске по нескольку человек.
– Я узнала, что в нашем коллективе появился певец, – сказала Зинаида, открывая первый в этом году урок. – Это хорошо, а то музыкантов половина класса, а петь некому.
Половина не половина, а треть класса умела играть на чем-то еще, кроме нервов своих родителей. Сашка играл на баяне, Валерка увлекался барабаном, а семь девчонок учились игре на пианино, причем почти у всех были свои инструменты.
На уроке пения дисциплина у нас немного ослабевала, поэтому я счел возможным внести пояснение.
– Зинаида Александровна, если вы имеете в виду меня, то зря. Голос – это единственное во мне, что еще далеко от совершенства. Тем более я не смогу петь без аккомпанемента. Но обещаю в самом ближайшем будущем заняться голосом, а через неделю должны купить гитару. Когда я буду готов, я обязательно спою и сыграю. Дайте хоть пару месяцев!
– Ты от скромности не умрешь! – сказала она под смех класса. – Ладно, я запомнила, так что два месяца у тебя есть.
Пятница прошла так же, как и четверг, за исключением того, что последним уроком у нас был труд, который вел Брыкалов – отец Любы, сидевшей в нашем классе за одной партой с Люсей. Этот урок я не любил из-за собственной слабости и бесполезности тяжелого физического труда. Токарный станок у нас был всего один, и работать на нем учили только старшеклассников, а мы слесарничали, обтачивая стальные заготовки напильниками со сбитой насечкой. Водянки при этом обеспечивались автоматически. Выше тройки я по этому предмету не поднимался. На этот раз я даже не стал пробовать, а сразу же подошел к учителю и протянул напильник.
– Василий Павлович! Этот инструмент не годен к работе, тем более по железу. У него от насечки остались одни воспоминания. Прошу выдать нормальный инструмент!
– Ишь ты! – он с любопытством на меня посмотрел. – Ты прав – напильник дрянь. А где я тебе возьму другие? Вас с этим инструментом работает полсотни человек, а мне его меняют в лучшем случае раз в три года.
– Тогда давайте мы сейчас не будем уродовать руки, а я вам в понедельник принесу шесть-семь хороших напильников. Я думаю, для школы полк такую малость выделит. За пару раз заменим их все. Могу даже заняться этим прямо сейчас.
Результатом этого разговора было то, что меня освободили от занятий. Я бросил дома портфель и не стал звонить отцу, а пошел к нему на работу в штаб. Летом я часто околачивался на территории полка и даже обедал в солдатской столовой, чтобы не мотаться домой, поэтому меня все знали и через вертушку проходной пропустили без разговора, услышав мое стандартное «к отцу». В штабе тоже проблем не было. Кабинет отца был на втором этаже, куда я поднялся мимо поста у знамени полка.
– Тебя чего принесло? – спросил отец. – Почему не позвонил?