Возвращение
Шрифт:
Пусть не всегда подобны горному снегу одежды
белого ратника - да святится вовеки память его.
И. Бунин
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Часть I
АЛЛАХ-ЮНЬ
Разговор Виктора с секретарем райкома партии закончился на повышенных тонах.
– Выполнение
– секретарь откинулся на спинку кресла и строго посмотрел на собеседника.
– Все, сейчас начнет свою песню о наследии...
– Виктор нахмурился. Уже который раз секретарь начинал разговор на эту тему. Наследие партии, историческая связь, неизбежность побед.... Сильные, стальные слова. Но как связать воедино трибунные лозунги и рутину работ прииска, Виктор не знал. И что с чем связывать?
Его совсем недавно - два года, как назначили парторгом, выведя из состава бригады проходчиков золотодобывающей шахты, расположенной в посёлке Аллах-Юнь. Вот где все было просто и понятно, как было просто и понятно в цехе оружейного завода в Туле, ещё до Якутии, или на золотых россыпях в Хабаровском крае, на побережье. Никаких тебе агитаций - дави план, знай наших!
Здесь же сплошной туман. Ему никак не удавалось связать воедино партийный контроль над выполнением производственных планов прииска с агитационной работой вообще. Кого здесь агитировать-то?! Его окружали сильные, порой жесткие люди, прошедшие такое, что ему, почти мальчишке, даже представить страшно... Эти люди собирались судьбой и волей Коммунистической партии на этот прииск из пересылок, вольнопоселений и страшных лагерей "Дальстроя", разбросанных по всему Северо-Востоку страны.
Глаза этих людей видели разноцветье побережий Чукотки, синеву ущелий хребтов Верхоянья, блеск отливов Охотского моря, черные бойницы сторожевых вышек и ржавь колючих заграждений лаготделений.... А их руки, перепробовавшие на ощупь все золото тех мест, стали золотыми, и, кажется, отдали часть своего золота их сердцам.
Разговор опять не получился, хоть и длился почти три часа. Опять секретарь говорил, говорил..., а он слушал, слушал....
Но всему приходит конец - высокая дубовая дверь кабинета тяжело закрылась за ним и Виктор, пройдя по затихшим коридорам райкома, вышел на высокое крыльцо. В домах уже зажигались огни. Поселок готовился ко сну, на улицах было тихо. В этой тишине не ощущалось никакого движения, только в далеком распадке беззвучно шевелились разноцветные огоньки золотодобывающей драги.
– Ну, и кого ты тут собрался агитировать?
– Виктор вздохнул и пошел к машине. Темнело, а до прииска еще ехать и ехать.
_______________________
...а до фактории ещё ехать и ехать. Надо как-то быстрее, товарищи. Белобандиты уничтожили уже четвертый заслон. Всех побили - ни одного в живых не оставляют... Яныгин по пятам идёт и точно знает о содержимом нашего обоза, иначе, откуда такая отчаянность в преследовании...
– комиссар вздохнул и пошел к лошадям.
Он надеялся, что на этой фактории есть свои, красные. И от неё до поселка Аллах-Юнь рукой подать, а там экспедиционный отряд расквартирован, а это уже сила,- это спасение.
Они ушли из Охотска ночью, в проливной дождь.
Он никак не ожидал того, что произошло...
По его, комиссара, приказу был расстрелян дед-рыбак, что жил у пристани. У этого деда при обыске нашли два винтовочных патрона, хотя искали излишки икры и рыбы. Комиссар не стал выслушивать объяснения рыбака и отдал приказ, не задумываясь - вот, мол, еще один тайный бандит. Хотя прекрасно знал, что прятать от власти оружие и огнеприпасы - обычное дело в этих местах, тем более что на побережье и в тайге сейчас неспокойно. На робкие возражения своего помощника по тылу, бывшего местного аптекаря, желчно и коротко ответил: "Был приказ комендатуры. Другие сдали. Поделом".
На исполнение приказа поехали трое - заместитель командира гарнизона и два, свободных от охраны комендатуры, бойца. Приговоренный встретил их приезд спокойно - ни о чем не догадывался. Думал, что повезут в ЧК бумагу писать. А когда повели мимо пролетки в распадок, попытался бежать. Да куда убежишь от разрывной пули-то? Так в затылок и впилась, а на выходе все лицо, вместе с мозгами, вырвала - наповал завалили. На выстрел прибежала жена и кинулась к убитому. Упав на колени, она обхватила то, что осталось на месте его головы руками, прижала к груди и выла, раскачиваясь и трясясь, а потом...
Потом, вся в крови убитого, набросилась на бойцов. Разодрала лицо у одного из товарищей, чуть глаз не лишила! Штыками еле отбились - только с пятого удара ведьму старую закололи! После этого избушку обыскивали - опять же, время. А ещё пришлось людей искать, чтобы обеих закопать - не самим же руки о лопаты марать.
Только к ночи бойцы вернулись, доложились, кровищу с лиц и рук отмыли, царапины йодом обработали, и пошли отдыхать. А комиссар и заместитель коменданта уютно расположились в кабинете начальника ЧК, достали спирт, икру и бумагу. Надо было писать в Якутск донесение о проведении съема излишков продовольствия на побережье. Кроме всего прочего, в ней необходимо было упомянуть о росте тревожных настроений у местного населения - эвенов и якутов.
И тут началось неожиданное и страшное!
– На пристани наших побили! Всех побили! Банда пришла! Яныгин в городе!
– истерически кричал вестовой, врываясь в кабинет.
Яныгин Иван. Комиссар мгновенно вспомнил этого человека - не раз встречал его на пристани. Чернявый и крепкий мужик, лет сорока, в длинном плаще, вечно прищуривающийся из-под сломанного козырька потрепанной морской фуражки. Он часто помогал разгружать баркасы с рыбой - подрабатывал. В городе жил одиноко; редко появлялся в лавке, покупая хлеб. Ни в чем предосудительном замечен не был, даже самогонщики, эти информаторы ЧК, не видели его ни разу за покупкой их зелья.
А оказался этот гад капитаном! Собирал в Охотске и окрест людей в подполье, в тайге места сбора намечал. Всех офицеров-недобитков, обиженных и тойонов (кулаков) объединил в банду. Агента толкового распознал! Казнил - страшнее не придумаешь: рот расплавленным варом, что использовался для смоления лодок, залил, уши отрезал, а потом, ещё живого, в нужнике утопил... Беляк недобитый!
Две недели назад поднял подполье, захватил склад американских китобоев - там было оружие, убил двух комсомольцев и чекиста и ушел в тайгу. С оружием ушёл.