Возвращение
Шрифт:
– Иван Николаевич! В два патрона ствол не уводит вверх - два убоя сразу кладу. А мастер... Наверное...Учителя хорошие попались. Да и мишени тоже... Хорунжий Григорович под Якутском урок дал. Тогда мы Каландаришвили и его штаб сильно причесали...
– Валеулин спокойно, без улыбки, встретил удивленный взгляд капитана.
– Голубчик! Так вы были там? У Тектюра? А командир... Командовал-то кто?
– капитан даже озяб от удивления и восторга.
Перед ним стоял герой! Боец легендарной, почти возведенной в святые, группы, которая наголову разбила экспедиционный отряд Нестора Каландаришвили под Якутском, в протоке
– Командовал кто? Две группы нас было. От Михаила Коробейникова наша группа - это левый берег был. Правый взял поручик Толстопятов со своими якутами, что из Усть-Маи. Почти день лежали под простынями - ждали красных. У Толстопятова пулемётчиком был хорунжий Григорович. Мой пулемёт без патронов тогда оказался, так он поделился двумя дисками и всему научил. С той поры диски у меня. А я быстро всё освоил, там времени не было долго науку тянуть...
– прапорщик говорил это и внимательно смотрел в сторону небольшого холмика, который возвышался над краем поляны, на самом солнцепёке.
– Господин капитан! Разрешите перемотать портянку?
– Валеулин остановился.
...А где планируете ставить-то?- капитан устало кивнул ему и, сев под лиственницей, откинулся на ствол дерева.
– А на бугре. Обзор оттуда хороший!
– прапорщик улыбался.
– Как на бугре?! Весь на ладони будете, ведь там самый свет!
– капитан ничего не понял в выборе расположения огневой точки для пулемёта.
– Так это сейчас там солнышко. А вот к утру там самая тень, самая чернота стоять будет! И сектор мой им фланговым станет. А это конец...
– корнет уже не улыбался, - ликовал.
– Пару бревен принесём, такое гнёздышко совью - ахнете! Да и путь отхода им отрежу. Один путь отрежу, но другой открою. К Богу, на суд...
– прапорщик помрачнел.
Они еще долго обсуждали план ведения предстоящего боя, вернее, действия в нём непосредственно прапорщика. Затем принесли на холм пять бревен от разрушенного барака, отмахнувшись от предложенной помощи пластунов, так как нельзя было топтать траву на поляне. Обустройство огневой точки отвлекло капитана от тревожных мыслей, он работал с удовольствием, как когда-то в юности, при постройке гимнастических снарядов в углу плаца юнкерского училища.
Последний этап работы они закончили, когда расположили бревна в виде небольшой стенки.
_________________________
Последний этап работы Виктор закончил, когда совсем рассвело.
По старой дороге, что вела от развалин фактории в поселок, Виктор почти бежал. Ясное понимание того, что наступает второй, наверное, самый главный момент в постройке обелиска, окрыляло его. А то, что будет именно обелиск, Виктор не сомневался. "Обелиск"... Как льдинка на языке... Он повторял это слово и улыбался. И гордость, хмельная гордость переполняла его душу.
Вскоре его рука уже стучала в дверь скромной хибарки, в которой жил дед.
При первом же стуке дверь быстро распахнулась, как будто дед стоял за ней и ждал этого. Виктор даже отпрянул от неожиданности.
– И не думал, что так быстро вы там все обустроите. Проходи в дом, сейчас будем чай пить. Не бог весть, какие разносолы имею, но завтраком накормлю, - дед, говоря это, посторонился, пропуская Виктора в комнату.
Слегка оторопевший Виктор скинул сапоги и, наклонившись в низком проёме двери, перешагнул через порог.
То, что он увидел в комнате... Книги. Огромное количество книг. Они теснились рядами на полках и антресолях шкафов, многогранными колоннами стояли по углам комнат, лежали открытыми на подоконниках, столах и табуретах. Даже варочная плита печки была покрыта многослоем книг. И разноцветье, радуга переплетов! Все старые, не современные.
В их радужном многорядье просматривались и вовсе диковинные - в металлических или потёртых бархатных переплётах с застежками. Такие книги он видел только в кино.
А еще рисунки. Десятки рисунков. Великолепные изображения птиц в полете - яркая гуашь, портреты суровых бородачей - карандаш, виды какого-то побережья - масло, табуны летящих коней...
Внимание Виктора привлек один из рисунков. Он был крошечный и исполнен на пожелтевшей бумаге. Один край листа был обгоревшим. На нем была изображена конница в атаке. Бог мой! Экспрессия водопадом била с этого листа! Вытаращенные глаза лошадей, брызги пены, оскаленные в крике лица, занесенные для удара клинки, врезанные в потные подбородки разлохмаченные ранты казачьих фуражек...
Перед глазами Виктора мелькнула жилистая рука деда, и рисунок исчез в большой толстой папке из красного сафьяна. Дед быстро собрал в неё все остальные рисунки, двигаясь по комнате стремительно и бесшумно.
– Уборку я задумал, поэтому такой беспорядок. Все руки не доходили, да бессонница эта летняя началась, вот и сподобился...
– дед снова, как ни в чем небывало, захлопотал у крохотной электрической плитки.
– Вот это да! Да тут больше, чем в поселковой библиотеке! Это всё ваше? - Виктор обходил комнату и прикасался руками то к одной книге, то к другой, боясь взять и раскрыть.
– Сызмальства, отроком собирать начал, еще до революции.
– А кем вы были до революции?
– Виктор продолжал рассматривать книжное богатство.
– До революции... Виктор Михайлович! Это было так давно, что я всё забыл и перепутал. В другой жизни.... Гимназия была, университет был, окопы Первой мировой были - повоевать пришлось, учительствовал в глуши.... По всему Охотскому побережью учил детишек языкам и словесности. Давал людям знания и учил их правде. Учил любить, если хотите. И защищал, как мог... От бед и зла. Это было главным в моей жизни. Это было смыслом...
Голос его изменился, нет, он стал неузнаваем: он звенел. Виктор оглянулся. Дед преобразился: расправил плечи, гордо вскинул голову. Стоял, опираясь рукой на стопку книг, глядя куда-то мимо Виктора.
Потом, будто опомнившись, привычно ссутулился и вздохнул.
– Давайте-ка пить чай, дорогой вы мой Михайлович! Я тут эскиз обелиска набросал. А размеры вы сами поставите, соотносительно размеров фундамента. А дальше... Не хотел я вас огорчать, милый вы человек! Увольте, голубчик! Стар я, чтобы с деревом, да с пилами работать. Начертить детали или предметы, изобразить там что-нибудь кистями-карандашами... Но доски! Решительно заявляю, что строить этот обелиск я не буду!