Возвращение
Шрифт:
– Господа! Становись!
– капитан поднялся.
Отряд быстро построился и замер, напряженный. Капитан ловил взгляды бойцов. Разные они были, эти взгляды. Внимательные, спокойные, озорные - ни одного трусливого, бегающего. Эти взгляды он видел на построениях в Екатеринбурге, Красноярске, Чите, Владивостоке... Они смотрели на него в окопах и тайге, в горах, на побережье. Взгляды мужчин, взгляды солдат.
– Господа! Сегодня важный день, седьмое августа. Семь - хорошая цифра. Повторять ничего не буду. Верю в Вас. С Богом!
– капитан первым широко зашагал к месту, которое,
Капитан занял свое место и приготовился ждать...
Последним ушел от бараков прапорщик Валеулин; подкашливая, как бывало с ним в минуты наивысшего напряжения, не спеша обошел холм со стороны тайги, с его вершины осмотрел поляну (ни одного движения - только туман и черные лохматости кустов) и нырнул под брёвна. Он удобно устроился в своем нехитром убежище: разложил под правую руку диск, снаряженный сорока семью патронами, черный шар - гранату системы Мильса и наган. Второй диск он прищелкнул к ствольной коробке пулемёта ещё у бараков. Двуногую сошку вбил в грунт и подвигал пулемёт вперёд - назад, плотно утапливая её.
Он любил свой ".300" - такой индекс имела эта модель пулемёта. И называл-то его почти ласково: "Моя Точка". Адаптированный под винтовочный патрон, он был неприхотлив и ни разу не подводил своего хозяина. И прапорщик отвечал ему тем же. Вот и сейчас, он осторожно, почти нежно, стер капли воды со ствольной коробки и накинул влажную тряпицу на поднятую рамку стоечного прицела. Затем ещё раз, прижав затыльник приклада к плечу, внимательно осмотрел поляну "по стволу", фиксируя ориентиры углов сектора обстрела. Все было просто и понятно. Всё было готово. Всё ли?
Хотя всё было ясно, прапорщик решил выбрать запасную позицию, так, на всякий случай. Он отполз от бойницы вправо, почти до самого конца бревна. Посмотрев оттуда на поляну, он выбрал ещё две точки для дополнительного сектора стрельбы, который дополнял основной. Перетащил к концу бревна пулемёт, установил и посмотрел "по стволу", запоминая ориентиры. Затем вернулся на основную позицию, закатал рукава на гимнастерке, чтобы не мешали, и залёг.
Вот теперь всё было готово. Осталось только ждать...
Постепенно туман рассеивался. Из его отступающей серости медленно выдвигались, приобретая зелёный цвет, лиственницы опушки поляны. Тонкая ниточка тропы, которая, пересекая поляну, уходила в тайгу, стала видна четче, но была по-прежнему пустынна. Время застыло....
Неожиданно из-за ближайших деревьев послышалось хлопанье крыльев. Это из кустов, что росли вдоль тропы, разом взлетали рябчики. А это значило, что эти птиц кто-то вспугнул.
И вскоре на тропе, один за другим, появились всадники-все пятнадцать. Впереди, на маленькой лохматой якутской лошадке, ехал человек в шинели и папахе. Весь в сером, он сливался с силуэтом лошади, только красная полоса на папахе чиркала вправо-влево, качаясь в такт движения. За ним, из серой утрени тайги, один за другим, черной змеёй вытянулись остальные. Винтовки у всех наездников лежали поперек седел - готовность группы к бою была очевидна.
Взгляд капитана выхватил из их рядов людей в черных куртках: "Все четверо, один к одному... Один с пулемётом - его первым надо... Остальные трое с кобурами - это не так страшно, главное,- того, с пулемётом... Кто из них Пыжьянов?! И матрос в черном... Не видно лиц! Который?!"
На опушке всадник в сером остановился, привстал в стременах и, подавшись вперед, застыл, напряженно всматриваясь в сторону бараков. (Капитану показалось, что этот человек смотрит ему прямо в лицо...)
Затем он поднял вверх правую руку. Повинуясь этому знаку, цепочка всадников разорвалась - разбилась на две части...
Капитан понял, что сейчас они спешатся и тогда...
Мгновенно вспотев, он встал из травы, держа при этом руки вдоль тела, и отклонив их чуть назад, Со стороны казалось, что он стоит, небрежно подбоченясь и чуть раскачиваясь, как пьяный. Такая нехитрая маскировка позволяла скрывать маузеры, зажатые в обеих руках и фиксировать противника. Этому приему ведения боя его научил сербский доброволец Среко Кошич на Балканах в 1914 году. Среко называл этот прием "македонским".
– Эй!
– раздался его окрик.
Наездники резко повернули головы в его сторону.
– Эй!
– повторил он.
– Петренко с вами?
– капитан говорил громко и спокойно. Никакого Петренко он и в помине не знал, но сейчас главным было что-то говорить и не дать им спешиться. Он говорил и постоянно фиксировал взглядом чекиста с пулемётом. А тот, как назло, периодически закрывался то одним всадником, то другим - кони топтались на месте и всадники осаживали их, испуганных неожиданным появлением фигуры из травы.
Но сдвинуться с места капитан не мог, так как этим он нарушил бы все оговоренные действия и секторы стрельбы пластунов.
– Давайте ко мне, я один тут. Замаялся вас ждать!
– капитан говорил и отодвигался назад и вправо, пытаясь поймать в свой сектор стрельбы пулемётчика. Проклятый туман!
От группы отделились двое и медленно поехали к капитану через поляну, пересекая её под острым углом.
– Тридцать метров...Еще немного... Пятнадцать ... Ещё немного... До угла... До угла! Всё, сейчас они увидят засаду!..
И когда всадники, то появляясь из тумана, то исчезая в нём, поравнялись с углом хотона, капитан мотнул головой, выдохнул и, упав на правое колено, резко выбросил обе руки вперёд, поймав на мушку правого маузера пулемётчика.
– Бей!
– гортанно ударило его криком по черной стенке барака.
Дуплет маузеров знакомо стукнул в ладони. Над головой пулемётчика всплеснулось и мгновенно рассеялось розовое облачко. Всадник изогнулся дугой и стал заваливаться назад. Пулемёт выпал из его рук и исчез в траве. Следом рухнул сам чекист.
И одновременно с этим криком и выстрелами, из травы серыми птицами взметнулись вверх две гранаты. На секунду задержавшись в воздухе, они исчезли в гуще скопления всадников.
Среди лошадей пыльно рвануло - ударило, и тут же застучали, чуть приглушенные туманом, винтовочные выстрелы.