Вперед в прошлое 2
Шрифт:
— Почем инжир? — спросил я, понимая, что даже если повезу его на руках и под вентилятором, он не доедет.
— А, это ты, — узнала меня армянка. — Тысяча.
На женщине был тот же сиреневый спортивный костюм, но в этот раз без пятен.
Я достал кофе и сказал громко, чтобы и остальные оптовики слышали:
— Смотрите, что у меня есть. Кофе. Натуральный молотый. Высший сорт!
Женщина заинтересовалась.
— И почем же?
— Пятнадцать.
Ее муж в зеленом «москвиче» присвистнул. Огоньки в глазах торговки угасли.
— Ничего себе!
— Вы же знаете, сколько он стоит на самом деле. И такого качественного больше нигде нет… Удачной вам торговли!
— И тебе, мальчик. Приходи завтра вечером, отдам товар вполцены.
— Спасибо за предложение! Подумаю.
Я побежал дальше. Предложил кофе тетке с джинсами, девушке с трусами, усатому мужику с купальниками. Тот попытался сбить цену, мы торговались до хрипоты, в итоге кофе ушел по тринадцать тысяч девятьсот. И больше никто у меня ничего не купил.
От отчаянья я заглянул к мясникам в крытую часть рынка, и мне повезло: я продал две упаковки по четырнадцать, вышел и чуть ли не носом столкнулся с валютчиком Павлом, стоявшем на своем месте. Он меня узнал и воскликнул:
— Привет, тезка! Что-то ты совсем пропал. Как твое ничего?
— Да вот отец в Ростов мотнулся, — соврал я, — привез крутой кофе. Пытаюсь продать.
— Покажи, — ожидаемо заинтересовался он, взял пачку, повертел в руках.
— Не контрафакт?
— У меня открытый есть. Дать попробовать?
— Хм. Конечно. Похоже, и правда нормальный.
Валютчик сыпанул кофе на руку, слизнул, разжевал.
— Сколько хочешь?
— Отец сказал по пятнарику продавать, — прищурился я.
Валютчик потер подбородок, что-то прикинул.
— У тебя много? Я бы штук несколько забрал, но не по такой цене.
— На перепродажу? — смекнул я. — Такой по двадцатке загоняют.
— Ну и прохаванный ты пацан! — восхитился тезка. — По десятке отдашь?
— Смеешься?! — возмутился я совершенно искренне. — Четырнадцать.
— Одиннадцать.
— Тринадцать пятьсот и не дешевле!
Сторговались на двенадцати за пять штук. Павел отсчитал мне шестьдесят два доллара по курсу и попросил принести еще партию через пару дней. Я рванул к Наташке, не считая прибыль даже в уме, будто кто-то мог подслушать мысли. Дома посмотрим. Две пачки остались, и фиг с ними. Если просекут, что я с деньгами, запросто могут средь бела дня проломить головы нам обоим.
— Уходим. — Я взял сестру под руку и повел на остановку.
— Что опять? — заозиралась она.
— Почти все продал. Валим.
Взгляд остановился на «жигулях» с шашечками. При мысли о том, как мы сейчас вместо того, чтобы толкаться на остановке, усядемся в машину, пусть это всего лишь «жулька», и расслабимся наконец, тело словно налилось свинцом и отказалось идти.
Вот бы сейчас…
— До Николаевки сколько? — спросил я у таксиста, не удержался.
Водила осмотрел нас с ног до головы, задержал взгляд на моих стоптанных кедах.
— Семьсот.
— Откуда у нас столько!? — возмутился я, хотя готов был расстаться и с тысячей, — вот за пятьсот поедем.
Наташка взяла меня за руку и сжала пальцы. Наверное, она никогда не ездила на такси и боялась, что завезут на пустырь, ограбят. На самом же деле водиле неоткуда было знать, что мы с деньгами, он видел в нас нищебродов.
Мы побрели дальше — Наташкина хватка ослабла.
— Ладно, поехали за пятьсот! — сдался водила и прокричал нам вдогонку.
— Уверен? — шепнула на ухо Наташка.
— Да. Это безопаснее, чем в автобусе.
— Ну, ладно.
Мы расположились на заднем сиденье. Дверцы тут не блокировались автоматически, водила выглядел хилым… Нервная система расшаталась за последние дни. Таксист безопасен, потому что ничего не знает. Я устало закрыл глаза, дернул головой, когда стал засыпать. Нельзя! Черт, еще ж тренировку вести, я хотел ставить удар себе и остальным, но это ж сдохнуть можно!
Ничего, придумаю что-нибудь. Большую часть тренировки помашем руками и поучимся принимать боксерскую стойку. Груши нет — потренируемся на матрасе. Еще ж объяснить надо, откуда я все это знаю…
До чего же кайфово не ехать в автобусе!
Таксист довез нас за двадцать минут, я расплатился сотенными, и только когда машина покатила прочь, Наташка перевела дыхание и спросила, наклоняя голову:
— Посмотри, я не поседела?
Я развел свои волосы в стороны.
— Нет, а я?
Мы двинулись к подъезду, поднялись по лестнице, вошли в квартиру, и только там Наташка спросила:
— Сколько же мы заработали?
— Чистыми сто тридцать семь.
Наташка открыла рот и оцепенела, не веря своим ушам. Икнула, но отмерла, только когда я протянул ей четыре тысячи.
— Вот твоя зарплата. Еще остались две пачки кофе, продашь — купишь себе ботинки или что ты хотела. Но дешевле двенадцати не толкай, не сбивай мне цену.
Сестра уставилась на зарплату, поджала губы и… ушла в спальню, чтобы я не видел ее слез. Расчувствовалась. Но через пять минут она уже скакала козой и строила далеко идущие планы.
Я глянул на часы: было без пяти пять, и вместо того, чтобы поесть, завалился спать, поставив будильник на полседьмого. Полтора часа вожделенного отдыха, а завтра — снова бешеный забег. Чуть свет нужно к бабушке — скакать по дереву с сачком, срывать им абрикосы, потому что первыми созревают те, что высоко, а их иначе не достать. Потом — снова двое суток в поезде, и выходной не взять, потому что все быстро завертелось, и со дня на день могут понадобиться деньги.