Вперёд в прошлое
Шрифт:
Но учитель имел свою точку зрения, и пока ему удавалось лавировать и не выполнять предписаний. Девочке было почти четырнадцать, но она ему казалась значительно взрослее. Он боялся говорить с ней о чем-либо, кроме как на темы уроков, потому что вопросы, которые он мысленно задавал ей, были абсолютно не детскими и соответственными были ее ответы, которые он мысленно получал. Он очень боялся увидеть в ней все-таки совсем ребенка, но еще больше опасался, что она действительно окажется взрослой. Сегодня учитель
Она встала в среднем ряду из-за третьего стола и внимательно посмотрела на учителя. Он не выдержал взгляда, уставился в пол, потом произнес:
– Ну?
– Я к вам пишу – чего же боле? – сказала девочка. – Что я могу еще сказать...
– Дальше, – глухо сказал учитель.
– Теперь я знаю, в вашей воле меня презреньем наказать...
– Дальше...
– Но вы, к моей несчастной доле хоть каплю жалости храня...
Она снова замолчала.
– Ну? – повторил учитель.
– Письмо Татьяны, – сказала девочка.
– Верно. – Учитель рискнул взглянуть на нее. – Верно. Письмо Татьяны к Онегину. Роман в стихах «Евгений Онегин». Но это нам еще предстоит.
Она уже как-то совсем пронзающе смотрела на него.
– Мне сесть? – спросила девочка.
– Да.
Урок литературы был последним. Учитель закрыл журнал, попрощался с классом, зашел в учительскую, оставил журнал и вышел из школы.
Дорога к метро вела через парк. Он медленно шел, размахивая прутиком направо и налево, как шашкой рассекая и срубая неосторожно высунувшиеся листья по бокам деревьев.
Девочка поравнялась с ним как раз возле качелей и, будто не замечая его, сразу пошла вперед. На правом ее плече совершенно по-женски раскачивалась синяя джинсовая сумка, а через левую руку свешивалось из такого же материала пальтишко. И совсем не сочеталась с этим школьная форма.
Она подошла к двойным качелям в виде лодочки и остановилась, не оглядываясь. Когда учитель приблизился, девочка сказала, по-прежнему не глядя на него:
– Вы не очень торопитесь?
– Не очень, – ответил он и остановился.
– Вы не согласитесь побыть у меня противовесом? Ужасно хочется покачаться.
– Изволь.
Учитель чуть было не сказал «извольте».
Они сели в лодочку друг против друга и стали молча, не глядя друг на друга, сосредоточенно раскачиваться. Когда учителя подбрасывало вверх, воздух сбивал ее волосы назад, обнажая лоб, абсолютно изменяя выражение лица. И наоборот, когда она оказывалась вверху, волосы спадали на лицо, оставляя видными только рот и подбородок. Ритмично и деловито скрипели качели, подчеркивая напряженность молчания, и учитель улыбнулся.
– Что вы смеетесь? – спросила девочка.
– Смешно.
Он представил себе возмущенное лицо директрисы, если бы она увидела педагога, раскачивавшегося на качелях с ученицей.
– А какую рубашку вы одеваете в воскресенье? – спросила девочка.
– Надеваете, – поправил учитель.
– Ну, надеваете.
– Фиолетовую.
– Всегда?
– Иногда меняю. У меня семь рубашек. Красная, оранжевая, желтая, зеленая, голубая, синяя, фиолетовая.
– Каждый охотник желает знать, где сидит фазан.
– Вот именно, – сказал учитель. – В воскресенье чистой оказывается фиолетовая, а в понедельник идет красная. Зато я не пользуюсь календарем.
– А у моего отца, – наконец улыбнулась девочка, – тридцать четыре рубашки, и все белые.
– Это скучно.
– У него работа такая... И вы их сами стираете? – Вопрос был задан с некоторой осторожностью.
– Отдаю в прачечную.
– Тормозите, – приказала она.
Качели постепенно остановились. Она сдунула волосы с лица, изящно выпрыгнула из лодочки, набросила на плечо сумку, перекинула через руку пальто и спросила:
– Вы еще будете качаться?
– Нет, – сказал учитель и вылез из лодочки. – Мне надо в метро.
– А я у метро живу.
До метро они шли молча. Она – чуть впереди. Возле метро он напомнил ей, что завтра они будут проходить сказки Пушкина и чтобы она кое-что из них за сегодня успела прочитать.
– В школу вы тоже на метро ездите? – спросила она.
– Конечно.
– Во сколько выходите?
– В восемь пятнадцать.
Она уже давно знала, что учитель ездит в школу на метро и что в восемь пятнадцать он выходит из метро и идет дальше через парк, и она сказала, будто удивившись неожиданному совпадению:
– А я в это время из дома выхожу... Вот и моя мать...
Учитель увидел приближающуюся к ним женщину. Женщина выглядела внешне невыразительно, и он не смог найти в ней ничего общего с девочкой. Одета она была совершенно сертификатно. Во всем ее облике ощущалось полное удовлетворение жизнью и отсутствие к этой жизни каких бы то ни было вопросов. Заметив, что девочка не одна, она вопросительно вскинула брови.
– В чем дело? – произнесла она строго. – Ты же знаешь, что тебя ждет доктор.
Учителю показалось, что тональность вопроса направлена не столько девочке, сколько ему.
– Это наш учитель литературы, – сказала девочка.
Учитель представился.
Женщина, бегло, но внимательно осмотрев учителя, заявила девочке:
– Ты же знаешь, что доктор ждать не будет!
А потом учителю:
– Извините, но девочку ждет доктор.
Она взяла девочку за руку и повела за собой. Девочка высвободила руку и пошла независимо, чуть впереди матери, раскачивая в такт ходьбе свою джинсовую сумку.