Впереди разведка шла
Шрифт:
Денщик — детина внушительного роста — кинулся в сторону, но Аверьянов подсек его подножкой. Тот споткнулся, пополз на четвереньках. Миша заломил ефрейтору руки, приговаривая:
— Ша, кобылка, не лягаться.
Ситников вытащил у офицера пистолет, обыскал. Обер-лейтенант, весьма плакатный немчик, буравил нас глазами, говорил резко и длинно — паузу не уловить.
— Возмущается обер,— усмехнулся Ситников,— мол, не по правилам воюем.
— Скажи,— поднялся Ермаков,— что у нас правило одно: или в землю на удобрение, или под конвоем в тыл для проветривания мозгов... А сейчас с ним надо потолковать о деле.
Офицер мялся,
Дивизия малочисленна. Из-за растянутости движение медленное. Идут на соединение с 29-м армейским корпусом. Направление — к переправам на реке Кальмиус.
...Когда прибыли в бригаду, Алексей Степанович собрал разведчиков, загадочно улыбнулся:
— Ребята, я хочу раскрыть один секрет. Сегодня у вашего командира взвода, как раньше говорили, тезоименитство. К «подарку», который он сам себе сделал, я имею в виду обер-лейтенанта, пусть примет и наши поздравления.
Как же я забыл? Действительно, в тот день, двадцать седьмого августа, мне исполнилось двадцать.
Последующие события развивались с поразительной быстротой. Корпус перекрыл дорогу гитлеровцам в районе хутора Колосков. Враг маневрировал, крутился, как в западне. Вояки Холлидта попадали в огневые «мешки», не успевали, как говорится, вытягивать ноги, как застревала голова. В довершение ко всему гвардейцам корпуса, крушившим фланги, здорово помогла вражеская авиация. Около сорока «юнкерсов», запутавшись в обстановке, высыпали бомбы на своих.
А командование 6-й немецкой полевой армии категорически требовало от солдат и офицеров развития «успеха», не принимая во внимание доклады об огромных потерях. Отдельные группы и подразделения самовольно бросали поле боя, спасаясь бегством. А в эфире настойчиво звучали призывы: «Форвертс!», «Форверте!».
Добрая весть прилетела и со стороны Таганрога. Передовой отряд из состава корпуса под командованием Героя Советского Союза подполковника Епанчина размолотил там несколько сборных частей, вышел к окраинам города.
Еще каких-то пару дней назад гитлеровцы чувствовали себя в Таганроге настоящими хозяевами положения. Военный комендант города в обращении к населению писал: «Положение на фронте прочно закрепилось. Город в любом случае сохранится за немецким командованием... Ни один солдат не покинул до сих пор город, и все прочно останутся на своих позициях».
И вот коменданта след простыл, а гарнизон сложил оружие. Оставленная в городе для уничтожения и взрыва предприятий специальная группа подполковника Кальберлоха большей частью перебита, а остатки ее прорвались к 29-му армейскому корпусу...
Стянув силы, противник нанес из района Саур-Могилы контрудар. В результате наш корпус временно оказался отрезанным от наступающих следом частей. Но на большее враг оказался неспособен. Поняв, что могут сами угодить в ловушку и будут опрокинуты вторым эшелоном фронта, гитлеровцы с наступлением темноты стали отходить на новые оборонительные рубежи.
Над древней Саур-Могилой затрепетало алое знамя.
Ныне там сооружен памятник участникам прорыва «Миус-фронта». На фоне огромного обелиска из серого гранита стоит солдат с автоматом в руках. Величественный монумент увековечил имена семнадцати разведчиков, которые первыми
А мы прощались со своим комбригом Барладяном. В блиндаже, вокруг которого собрались многие бойцы и Офицеры, он пытался доказать врачам, что раны, мол, пустяковые, скоро оклемается, но те лишь молча бинтовали его ноги.
— У меня же бригада, товарищи,— умолял суровых эскулапов полковник.
Медики были неумолимы. Подогнали «санитарку» и увезли Григория Петровича в эвакогоспиталь.
Бригаду принял полковник Василий Михайлович Артеменко.
Есть такое растение — повилика, в простонародье называемое «чертовыми нитками». Оно не имеет зеленых листьев, не вырабатывает жизненных соков, высасывает их из других растений. Обвивается вокруг них, протыкает, как штыком, своими присосками и пьет их «кровь».
Вот такая повилика, с коричневой окраской, вцепилась в нашу «всесоюзную кочегарку», опутала ее, три года паразитировала, давила все живое.
Преследуя врага, мы очень торопились. Малейшее промедление означало, что гитлеровцам удастся увеличить число своих жертв, произвести еще большие разрушения и опустошения на многострадальной земле Донбасса.
...Вдали темнели пирамиды терриконов. Сизый дым поднимался над ними. Днем и ночью слышна канонада. Перекатываются залпы «катюш», гремят пушки, земля вздыхает от разрывов бомб и снарядов. Катятся стремительной волной танки, с ходу швыряют в лицо ненавистного врага огонь и смерть. Справедливое возмездие за кровь Донбасса, за руины, за муки!
И трещит по швам фашистская оборона: это золотая осень сорок третьего расплачивается за кровавую осень сорок первого.
После долгих колебаний Гитлер разрешил командующему группой армий «Юг» Манштейну отвести 6-ю армию и правый фланг 1-й танковой армии на промежуточные рубежи. Наиболее укрепленный из них проходил через Макеевку, восточнее Сталино* и дальше на юг по реке Кальмиус. Здесь были оборудованы так называемые «позиции Черепаха».
* Ныне г. Донецк.
Отход прикрывался подвижными арьергардами, состав которых колебался от роты до батальона со средствами усиления. Обычно арьергард занимал оборону на широком фронте у населенных пунктов, по высотам или берегам рек отдельными узлами сопротивления. С наступлением темноты арьергарды, оставив на месте небольшие подразделения автоматчиков, отдельные пулеметные расчеты, кочующие самоходки, уходили на машинах на новый рубеж. А в это время оставшиеся группы вели непрерывную стрельбу с разных направлений, создавая впечатление наличия здесь значительных сил. К утру эти группы исчезали, попутно минируя дороги, дамбы, гати, взрывая мосты...
На наших картах обозначено строгое направление удара — на Стылу.
В разведдозор беру в основном «стариков», но обкатываю и молодежь.
Петя Алешин, оправившийся от раны, вальяжно развалился в бронетранспортере, подтрунивает над Раковым.
— Саня, покажи живот.
Тот недоуменно хлопает белесыми ресницами.
— Ладно, не надо. У настоящего разведчика живот рашпильный, от того, что много ползает. А у вас, зеленых помидоров, он мягенький, девственный.
— У вас он такой же, как у меня. Уже, наверное, забыли, как ползать, все на брониках раскатываете.