Впервые в Библии
Шрифт:
«Из жителей Галаадских»
Несколько слов об Илие. В наши дни Илья-пророк — это просто еврейский вариант Санта-Клауса (Деда Мороза), этакий славный дедушка, которого ждут на пасхальном седере, но который, в отличие от Санта-Клауса, никогда не приходит. Он также призван сопровождать мессию, когда тот соизволит нанести нам визит, но и это радостное событие, очевидно, не произойдет в обозримом будущем.
Библейский пророк Илия (Элиягу) был человеком совершенно иного склада. Даже на израильском пророческом ландшафте, где нередко появлялись очень сильные фигуры, он выделяется своей мощной индивидуальностью: человек фанатичный, безжалостно и бескомпромиссно стремящийся к своей цели. Он превзошел Амоса в борьбе с царями и в заботе о нищем и слабом. Он превзошел Иеремию в отношении опасности, угрожавшей ему со стороны властей. Подобно Моисею, он в прямом смысле слова уничтожал еретиков и религиозных оппонентов: Моисей поступил так с поклонниками золотого тельца у подножья горы Синай, а Илия — со жрецами Ваала у подножья горы Кармель.
И чудеса Илии были похожи на чудеса Моисея. Моисей рассек воды Красного моря, а Илия — воды Иордана. Оба они с помощью чуда добывали пропитание и воду во времена осады и голода, оба говорили с Богом на горе Синай, и у обоих нет могилы. Один умер на горе Нево (ныне в Иордании), и место его захоронения неизвестно, другой вообще не был похоронен, а вознесся в небо на огненной колеснице. За это нужно воздать Господу искреннюю благодарность. Представьте себе, какие бы грандиозные паломничества совершались и каким столпотворениям мы были бы свидетелями, будь у нас, вдобавок ко всему, еще и могилы двух таких великих пророков, да притом с таким характером.
С личной и семейной стороны мы знаем об Илие очень мало. Даже имя его отца неизвестно, а ведь в те времена имя отца было частью имени сына. Не рассказывается и о его прошлой жизни, о его занятиях и семье. Не упоминаются также жена и дети, и это напоминает Иеремию, который рассказывал: «И было ко мне слово Господне: не бери себе жены, и пусть не будет у тебя ни сыновей, ни дочерей на месте сем» (Иер. 16, 1–2).
Только одна биографическая деталь известна об Илие — что он был «из жителей Галаадских» (3 Цар. 17, 1). Но эта единственная деталь говорит нам очень многое. Ведь в Библии, в отличие от современного иврита, слово «житель» (тошав) — не просто указание на определенное место жительства. Библейский тошав — это «пришлый», то есть инородец, живущий среди израильтян (и вообще любой чужеземец, живущий среди местных жителей, как, например, Авраам среди хеттеян в Хевроне). У тошава не было многих прав, которые были у местных уроженцев. Ему запрещалось, например, покупать землю и владеть ею, и поэтому Авраам заблаговременно сказал хевронским хеттеянам, что он «пришлец и поселенец» (Быт. 23, 4), когда просил позволить ему, в виде исключения, купить участок земли, чтобы похоронить на нем Сарру.
Поскольку Илия охарактеризован этим вполне определенным и известным термином, нельзя исключать возможность, что он был сыном чужого народа, жившим среди израильтян в районе Галаада. Возможно, что и его прозвище «Тишви» [91] указывает не на происхождение из какой-то Тишвы — такой город даже не упоминается в Библии, — а всего лишь на то, что он тошав, то есть пришлый.
Так или иначе, но с психологической точки зрения тот факт, что Илия был пришельцем и, видимо, новообращенным, то есть неофитом, может объяснить как его исключительный религиозный фанатизм (в котором он сам признается), так и бескомпромиссный экстремизм. Даже его имя указывает на такую возможность. На иврите оно звучит как «Эли — Ягу», а это уже не просто имя, а декларация: его обладатель провозглашает: «Мой Бог — Ягве он». Иными словами, мой Бог — это Ягве, а не какой-то иной или прежний бог. Тогда и отсутствие отцовского имени тоже может свидетельствовать о неофитстве, ибо вполне возможно, что имя отца связывало пророка с его чужеземным прошлым. Тому есть косвенное подтверждение в словах Илии о себе (во время бегства в пустыню от преследований Иезавели): «Довольно уже, Господи; возьми душу мою, ибо я не лучше отцов моих» (3 Цар. 19, 4). Не исключено, что тут перед нами собственное признание Илии, подтверждающее, что его предки были сынами другого народа, которые не верили в единого Бога Израиля.
91
В синодальном переводе это прозвище — «Фесфитянин», что разрушает связь «Тишви» — «тошав»; впрочем, в синодальном переводе нет, разумеется, и самого слова «тошав».
«Отдай мне свой виноградник»
Илия был пророком-бродягой. Ни один другой пророк не может сравниться с ним по географическому размаху свершений, протяженности путей и даже просто по физической выносливости. Он прошел от Галаада, что на востоке Страны, до хребта Кармель, что на западе, от города Тира на севере до горы Хорев на юге. Он бегом пересек Изреельскую долину от вершины Кармеля до города Изреель и даже обогнал при этом колесницу царя Ахава. Он кочевал по Иудейской пустыне, по пустыне Негев, по Иорданской долине, по Ливану и по Изреельской долине, и его фигура, закутанная в вечный плащ из верблюжьего волоса, была известна по всей Стране. Но самым великим и памятным его деянием было предстояние перед царем Ахавом в истории с виноградником Навуфея Изреелитянина.
Виноградник Навуфея находился вблизи дворца Ахава в Изрееле. Ахав обратился к Навуфею со вполне законным требованием, с каким нередко и сегодня обращаются к гражданам иные правительства и городские власти: «Отдай мне свой виноградник; из него будет у меня овощной сад; ибо он близко к моему дому, а вместо него я дам тебе виноградник лучше этого, или, если тебе угодно, дам тебе серебра, сколько он стоит» (3 Цар. 21, 2).
Навуфей отказался: «Сохрани меня Господь, чтоб я отдал тебе наследство отцов моих!»
Как уже сказано, предложение Ахава было вполне законным и даже более честным, чем многие из правительственных конфискаций сегодня. И отказ Навуфея тоже был законным, но вот реакция Ахава на этот отказ была неожиданной и выразительной. Он вернулся домой «встревоженный и огорченный», лег на свою постель, отвернулся лицом к стене и отказался есть. Короче, царь Израиля повел себя, как маленький мальчик, которого обидели в садике.
Библия хочет воспользоваться этим случаем, чтобы осудить Ахава и надсмеяться над ним, но на читателя это производит совсем другое впечатление. Ему становится ясно, что Ахав не был тем жестоким царем-злодеем, о котором ему рассказывали на уроках Библии. В отличие от других царей в других странах и даже от многих демократических правительств в наши дни, он не отнял у Навуфея его виноградник — ни силой оружия, ни по букве закона. Он повиновался библейскому подходу, которому был верен и подчинен и по которому наследственная собственность составляет высшую ценность, а сила царей Израиля имеет границы. А «встревожен и огорчен» он стал потому, что пропасть между его царским статусом и его возможностью осуществить свое желание была для него невыносима.
Иезавель, жена Ахава, спросила его, что с ним, и он рассказал ей о своем предложении и ответе Навуфея. Иезавель была дочерью царя Сидона, и у нее были другие представления об отношениях между царями и их подданными. С насмешливым сочувствием она сказала мужу: «Что за царство было бы в Израиле, если бы ты так поступал? встань, ешь хлеб и будь спокоен; я доставлю тебе виноградник Навуфея» (3 Цар. 21, 7).
По закону, имущество всех, поднявшихся против власти, подлежало конфискации и передаче в собственность царя. Поэтому Иезавель возвела на Навуфея клевету, будто он хулил царя (а также Бога), разослала письма об этом, запечатанные печатью Ахава, организовала показательный суд над Навуфеем и мобилизовала двух негодяев для дачи ложных показаний. Несчастный Навуфей был осужден и побит камнями. «Услышав, что Навуфей побит камнями и умер, Иезавель сказала Ахаву: встань, возьми во владение виноградник Навуфея Изреелитянина, который не хотел отдать тебе за серебро; ибо Навуфея нет в живых, он умер» (3 Цар. 21, 15).
Иезавель была женщина умная. Она не пришла на судебное заседание, чтобы не вызвать лишних подозрений. Но всевидящее око Господа конечно же увидело и эту подлость. Он послал пророка Илию встретить Ахава в винограднике, отобранном у невинно убитого, и бросить царю в лицо знаменитое обвинение: «Убил и еще наследуешь?!» [92]
Известно, что наши великие пророки — Исаия, Иеремия, Иезекииль — создали пространные и прекрасные образцы еврейского нравственного пророчества. Но, как по мне, совсем не меньшая нравственная мощь звучит и в двух коротких, но обжигающих возгласах двух пророков, им предшествовавших: «Ты — тот человек!» (2 Цар. 12, 7) — слова, которые пророк Нафан бросил в лицо царю Давиду из-за его греха с Урией и Вирсавией, и вот это: «Убил и еще наследуешь?!» (3 Цар. 21, 19) — которое Илия швырнул в лицо Ахаву. Эти яростные и мужественные слова по сей день памятны многим.
92
В синодальном переводе: «Ты убил, и еще вступаешь в наследство?»
«Дух, который в тебе,
пусть будет на мне вдвойне»
Когда после этого Илия бежал от преследований Иезавели и встретился с Богом на горе Хорев, Господь наказал Илие: «Пойди обратно своею дорогою чрез пустыню в Дамаск; и когда придешь, то помажь Азаила в царя над Сириею, а Ииуя, сына Намессиина, помажь в царя над Израилем; Елисея же, сына Сафатова, из Авел-Мехолы, помажь в пророка вместо себя» (3 Цар. 19, 15–16).
Из трех этих повелений Илия выполнил только последнее. Воцарение Азаила возвестил Елисей (4 Цар. 8, 13), а Ииуя помазал тот «один из сынов пророческих», которого Елисей послал с этим поручением (4 Цар. 9) и которым, как говорят наши мудрецы, был Иона сын Амафиин.