Врач-армянин
Шрифт:
— Видишь, мама, значит, пока лучше не разводиться.
— Но как же ты? — мама посмотрела на меня с тревогой. — Я не хочу, чтобы ты оставалась с этим обманщиком!
— Не тревожься, мама, я сумею за себя постоять. Ведь не только отец зависит в какой-то степени от Джемиля, но и сам Джемиль находится в зависимости от отца. Я скажу Джемилю, что все знаю о его жене и дочери, но буду молчать, если он будет честен с отцом, и, конечно, никакие супружеские отношения с этого дня невозможны. Отныне я просто свободная жилица в его доме. Думаю, Джемиль примет мои условия. Ведь если будут знать, что он женат на девчонке из публичного дома, вряд ли это укрепит его репутацию. А ты пока внуши отцу, чтобы он не так уж доверялся Джемилю, только будь осторожна, чтобы отец ничего не заподозрил. Я не хочу огорчать отца, я мало радости приносила ему до сих пор.
— Ты умница, Наджие, — мама посмотрела на меня открытым доверчивым взглядом. — Но мне кажется, ты даже рада тому, что произошло. У тебя и прежде не ладилось с Джемилем?
— Да нет, было обыкновенно. Я ведь никогда не предполагала, что между нами возможна какая-то страстная любовь.
Мама вздохнула. И вдруг неожиданно спросила смущенно, тоном неопытной девочки, которая задает вопросы более опытной подружке; таким тоном, наверное, я беседую с моей Сабире:
— Наджие, у тебя есть кто-нибудь? — тут она смутилась и отвела глаза.
Я никогда не видела ее такой и почувствовала к ней такую нежность. Я наклонилась к ней и поцеловала. Поцелуй пришелся в голову с уже поредевшими волосами.
— Нет, мама, у меня никого нет. Я еще молода, моя жизнь еще наладится. Пока подумаем о том, чтобы не пострадал отец, ведь благосостояние нашей семьи зависит от него.
Мама снова вздохнула и согласилась со мной. Еще она сказала мне, что отец и без того не во всем доверяет Джемилю.
О моем М. я ничего не стану говорить — ни маме, ни Сабире. Здесь я все буду решать сама, одна, без чьих бы то ни было советов. Это касается только меня. Ну… и его, конечно. Уже сидя в экипаже, я тихонько засмеялась, все равно никто не слышит и не видит.
58
Джемиль еще не вернулся. Наслаждается семейной жизнью. Надо собраться с силами. Я должна выиграть этот поединок. В самом крайнем случае — развод. Хотя, конечно, я буду себя чувствовать свободнее в доме своего номинального мужа. Если я вернусь к родителям, мама снова начнет опекать меня, я снова сделаюсь вялой, бездеятельной, нерешительной. А сейчас я словно проснулась, бодрая, решительная. Вот, узнала о том, что отец хочет нарушить закон, наверняка его действия приведут к взвинчиванию цен; но я не собираюсь мучить себя бесплодными угрызениями совести. Хотя, может быть, это и дурно, надо сохранить в себе хоть что-то от прежней Наджие.
Как медленно тянется время! Но почему я так спешу? Боюсь, что мой пыл угаснет, не разгоревшись?
Спасибо, Сабире. В сущности, я многим ей обязана. Да, многим.
59
Джемиль вернулся. Приехал к ужину.
— Нам нужно поговорить, отец просил, чтобы я кое-что передала вам.
Почему я выдумала это, об отце, который, конечно же, ни о чем не просил меня? Просто меня осенило — внезапное озарение — если я сошлюсь на отца, Джемиль уже не станет отказываться от разговора.
— Здесь? — спросил он, поведя головой.
Он словно бы сомневался, стоит ли говорить в столовой.
— Да, — ответила я спокойно, — ведь Мехмед уже ушел, а Элени сейчас уберет со стола и пойдет в свою комнату.
(У Элени маленькая комнатка рядом с кухней. Там она и глажением занимается.)
Я заметила, что угрюмый взгляд Джемиля выразил некоторое любопытство. Его, кажется, удивил мой спокойный тон.
Джемиль снова прежний Джемиль — мрачный, в мешковатом сюртуке.
Элени убрала со стола.
— Вы свободны, Элени, — сказала я.
Мы с Джемилем остались одни. Столовая не так уж обширна, но мне она вдруг показалась большим и неуютным помещением.
— Что отец просил передать? — Теперь у Джемиля такой вид, что сразу становится ясно, он вовсе не расположен вести со мной обстоятельные беседы.
Теперь все зависит от меня. Я должна быть сильной.
— Я узнала о том, что вы женаты, — стараюсь говорить быстро, но не настолько, чтобы он заподозрил растерянность. — Я знаю, на ком. У вас ребенок. Вы уже были женаты, когда попросили моей руки. Вы скрыли. Я думаю, вам бы не хотелось, чтобы обо всем этом стало известно моему отцу.
Больше всего я боялась, что Джемиль начнет упрекать меня, перечислять мои недостатки, ругать за расточительство, а то еще и вспомнит, что я не живу с ним. Разговор утратит целенаправленность, сделается сумбурным и мелочно-нелепым.
Но, очевидно, мои спокойствие и уверенность подействовали и на Джемиля. Он молчал. Его смуглые ладони тяжело лежали на столешнице, покрытой светлой скатертью, — сильные руки человека, которому приходилось много работать. Я тоже спокойно молчала.
Я обратилась к нему на «вы», подчеркивая, что наши отношения теперь станут другими. Я сомневалась, поймет ли он. Он понял.
— Чего ты от меня хочешь? — сдержанно и глухо прозвучал его голос в неуютном пространстве комнаты.
Я и не ожидала, что он будет говорить со мной вежливо и мягко. Я решила поставить свои условия все тем же спокойным тоном, без малейшей издевки, не горячась.
— Я предлагаю вам следующие условия: всякие отношения между нами прекращаются раз и навсегда. К моему приданому и к деньгам, которые отец положил на мое имя, вы также не имеете отныне никакого отношения. Мы живем в этом доме, но мы друг другу — чужие. Ежемесячно вы выплачиваете мне… — я назвала небольшую сумму; не хочу, чтобы он считал меня слишком уж поумневшей; иначе может заподозрить, что я с кем-то советуюсь. — Если вас устраивают мои условия, я ничего не скажу родителям. Я не собираюсь мстить вам, не хочу вам зла. Мы просто чужие друг другу. Я полагаю, спустя какое-то время мы должны спокойно, без скандала развестись. Я думаю, в течение года мы сможем уладить вопрос о разводе.
Я замолчала.
Джемиль выслушал меня, не перебивая. Это добрый знак. Что теперь?
— Я согласен, — вдруг произнес он грубо, но спокойно. При этом он поднял глаза и посмотрел прямо мне в лицо. Какой это был взгляд! Пронизывающий, тяжелый, умный и беспощадный взгляд человека, способного на многое, даже, быть может, и на убийство. Взгляд человека, знающего, что такое страсть, телесная страсть, во всяком случае. Я подумала, что он наверняка влюблен в эту девчонку из публичного дома и, наверное, она хороша в постели. Я заметила, что когда я наедине с собой (а сидя с Джемилем за одним столом, я все равно оставалась наедине с собой, мои чувства были для него закрыты), меня порою посещают какие-то странные мысли, кажущиеся мне самой циничными и холодными, рассудочными. Хотя рассудочность не свойственна мне.