Враг империи
Шрифт:
– Признаешь ли ты, сын мой, свою вину в сотворении нечестивой темной волшбы?
При этих словах палач зловеще ухмыльнулся и подбоченился.
– Признаю, – небрежно отмахнулся я.
Моя откровенность застала Падерика врасплох, и он некоторое время изумленно моргал, пытаясь сообразить, к чему бы это. А я просто решил, что нет смысла отрицать очевидные факты. Зачем подвергаться пыткам, если для жреца все давно решено? Он твердо уверен, что я заслуживаю костра. И сознаюсь я или нет – исход будет один.
– А какую именно волшбу ты применял,
– Да много чего, – светским тоном заметил я. – Боевые заклятия, различные щиты, морок… всего и не вспомнишь!
– Так—так—так, – заинтересованно закивал Падерик. – А не создавал ли ты, сын мой, вредоносных чар, кои способны довести человека до болезни или смерти? Не творил ли заклятий, убивающих разум?
– Чего не было, того не было, – сокрушенно вздохнул я.
Все же брать на себя лишние грехи я не желал. Понимал, конечно, к чему ведет Великий отец. Обвинению очень хочется, чтобы я сознался в преступном умысле против императора. Этого они от меня не услышат! Умирать, так умирать, но покрывать свое имя позором я не собирался.
– Вспомни лучше, сын мой, – хитро прищурился жрец, – не заставляй нас применять крайние меры.
– Нет, не было такого.
Падерик разочарованно переглянулся с палачом, а я старался подготовить себя к предстоящей экзекуции. Однако Великий отец почему—то не торопился выкалывать мне глаза и загонять иглы под ногти. Вместо этого он спросил:
– Но ты хотя бы раскаиваешься в содеянном, сын мой?
– Нет, – в тон ему ответил я.
– Покайся, пока не поздно! Луг милосерден…
– Даже не сомневаюсь в его милосердии. А в ваше что—то не верится. Поэтому никакого покаяния не будет.
– Ответь мне еще на один вопрос, – Падерик предпочел не заметить хамства. – С каким демоном ты вступил в союз для сотворения темной волшбы?
Ну, вот уж лорда Феррли они не получат! Всем известно, что существует обряд вызова и уничтожения демона. Для этого сложного ритуала необходимо знать его имя. Поэтому я с самым невинным видом сообщил:
– Я просто взывал к мраку. А какой именно демон откликался – не знаю. Он мне ни разу не показывался.
– А как же ты оживлял мертвецов, делая из них зомби?
– А я и не оживлял, – что—то многовато он хочет на меня повесить.
Падерик, казалось, ничуть не расстроился и задал вопрос, как говорится, в лоб:
– Чем ты пытался околдовать его императорское величество, сын мой?
– Я не пытался околдовывать его императорское величество.
– Но это подтверждают десять свидетелей, сын мой! Отпираться бессмысленно. Покайся, и тебе станет легче!
– Никого не околдовывал, ошиблись ваши свидетели, – упорно твердил я.
Падерик сделал знак палачу. Тот, выразительно осклабившись, взял с пола инструмент странной конфигурации, немного напоминающий клещи, и зачем—то показал их мне. Потом сделал пару шагов вперед.
– Последний раз прошу: покайся, пока не поздно, сын мой! – прищурился Верховный жрец.
– А не пошел бы ты…
Великий отец в который раз вздохнул, а я приготовился к пытке. Но ее почему—то не последовало. Задав мне еще несколько ничего не значащих вопросов, Падерик процедил сквозь зубы:
– Сегодня мы уходим. Но еще вернемся. Скажи спасибо… – кого я должен благодарить, толстяк не пояснил, и торжественно покинул камеру, уведя за собой и тщедушного секретаря, и могучего палача.
Некоторое время я пытался понять, чем вызвана такая демонстрация возможностей без их применения, потом махнул рукой и снова уселся на солому. Долго ломал голову в поисках если не выхода из тюрьмы, то хоть надежды, за которую можно было бы уцепиться, да так ничего и не придумал. Очень хотелось есть. Судя по тому, что даже тоненький лучик из окошка больше не рассекал тьму моего убогого обиталища, наступил вечер. Снова лязгнула дверь, и в камеру вошел Вериллий.
– Как дела? – поинтересовался он.
Лицемерие и наглость этого человека приводили меня в бешенство, но я постарался сдержать гнев. Что толку воздух сотрясать? Только лишний раз порадую вражину. Поэтому улыбнулся как можно шире и ответил:
– Хорошо.
– А ты молодец, сынок! – рассмеялся Верховный. – Смелый парень!
Тюремщик снова втащил стул и подсвечник с тремя вечными свечами. Маг уселся и принялся меня разглядывать.
– Как тебе первый допрос?
– Нормально.
– Я бы на твоем месте не обольщался. Пытки к тебе не применили только потому, что я запретил. Все еще надеюсь с тобой договориться. Но если ты не проявишь благоразумие, следующая встреча с этой жирной скотиной будет гораздо болезненнее.
Я только пожал плечами в знак того, что не вижу смысла в дальнейших переговорах.
– Расскажи мне о Зеленом сердце и изначальных, Рик, и я пощажу твоих друзей, – вдруг жестко проговорил Вериллий.
У меня словно остановилось сердце. Они взяли ребят?!
– Ну, неужели ты думал, что твои сообщники останутся на свободе? – хмыкнул Вериллий. – Конечно мы разыскали их. Они тут, в Счастливом местечке. И полукровка, и маг, предавший идеалы света. Так что, Рик? Будем разговаривать?
Я был близок к тому, чтобы рассказать Верховному все. Но посмотрел в его приветливое и одновременно непроницаемое лицо и понял. Не пощадит он ни Лютого, ни Дрианна. Не нужны ему люди, которые так много знают. Я понимал, что сведения об изначальных были важны Вериллию не только для того, чтобы убедиться: помощи императору не последует. Имелась еще какая—то причина, по которой он стремился получить эти знания. И Верховный желал быть их единственным обладателем. Возможно, он искренне хотел сделать меня своим союзником. Возможно. Но не ребят. Даже если, выведав у меня все, что я знаю, он оставит Ома и Дрианна в живых, то это ненадолго. С ними вскоре произойдет несчастный случай или постигнет смертельная болезнь. И еще… Если Вериллий виделся с Лютым…