Враг империи
Шрифт:
– Барон Сайваар, требует личной аудиенции императора.
– Требует? – небрежно протянул секретарь, разглядывая длинные розовые ногти.
Все эти журженьские церемонии меня порядком достали. Не знаю уж, как там полагалось по протоколу, но ни времени, ни умения делать реверансы у меня не было. Поэтому я рявкнул:
– Да! Требую. Личной. Аудиенции. Секретная. Миссия, – и предъявил перстень.
Секретарь затуманился. Боком вылез из—за стола. Опустил глаза. Потом как—то неловко пробормотал:
– Я попробую…
И вышел из кабинета. Я вопросительно воззрился на лейтенанта Ривена. Но и тот повел себя странновато. Он пожал плечами, показывая, что сделал все что мог и вообще обязанности свои выполнил, молодцевато кивнул и ненавязчиво покинул помещение, оставив меня в недоумении. Что у них здесь вообще происходит? Здорово же тут служба налажена! Прошла минута, за ней другая, третья… Никто за мной не шел, и хозяин кабинета не возвращался. Я уселся на стоявший у стены мягкий диван и уставился на красивые напольные часы с позолоченными стрелками, в футляре из черного
– Следуйте за мной, барон, – произнес нарядный пузан.
Мы двинулись по длинному, с многочисленными переходами, коридору. Я в который раз уже мысленно произносил слова, предназначенные его величеству. Но церемониймейстер сдал меня с рук на руки какому—то молоденькому офицерику, тот – худощавому придворному с бесцветным лицом профессионального царедворца. Меня приводили в бесконечные кабинеты, где я произносил одну и ту же фразу: «Барон Сайваар, с секретной миссией к его императорскому величеству». Наконец, я обнаружил себя идущим по смутно знакомому коридору в сопровождении беспрестанно кланяющегося лакея. У слуги была испуганная физиономия, словно он ждал от меня какой—то хулиганской выходки. Честно сказать, я был близок к тому, чтобы набить пару зажравшихся морд, но не хотел срывать злобу на ни в чем неповинном человеке. Думаете, он привел меня к Ридригу? Как бы не так! Я оказался в покоях, которые были мне отведены в те времена, когда я был желанным гостем во дворце. Здесь ничего не изменилось. Усталым взмахом руки отпустив слугу, на лице которого отразилось несказанное облегчение, я рухнул на бело—золотое ложе и бездумно уставился на свисающий с потолка прозрачный балдахин. И что же это значит? Ведь отправляя меня на Южный континент, Ридриг неоднократно подчеркивал, что я должен сразу же по возвращении идти к нему. И говорил, что примет меня хоть днем, хоть ночью. Быть может, монарха уже не интересует результат экспедиции? Или… от следующей мысли меня бросило в холодный пот. Ридрига Второго недаром прозвали в народе Тихим. Миролюбивый образованный император никогда не допустил бы такого мракобесия, какое творится сейчас в стране. Виденное мной на площади еще год назад было невозможно! Между тем приговор магам произносился от имени императора. А если такое происходит, значит… Ридриг болен? Ранен очередным кайларом? Околдован? Последнее больше всего походило на правду. И это могло быть только делом рук Вериллия. Ведь дворец кишит придворными чародеями, поисковыми и антимагическими артефактами, ловушками для злоумышленников. Больше никто не способен подобраться к императору так близко. В конце концов, я решил не накручивать себя заранее и прошелся по комнате. Что—то мне в ней не нравилось. Ну, конечно. Я чувствовал себя беззащитным. А именно, ощущал, что магия моя куда—то делась. Это было хуже даже, чем в Зеленом сердце. Я попытался для пробы сотворить простенькое заклинание. Так, мелочь, небольшой ветерок. Ничего не вышло. Антимагические артефакты, как я и предполагал. Кстати, в прошлый раз ничего подобного не было, я это точно помнил. Да и зачем, скажите, устанавливать такие дорогостоящие штуки в комнате для гостей? Ведь во время моего триумфального шествия из кабинета в кабинет меня пять раз проверили придворные маги. Ответы на свои вопросы я, конечно, знал. Вериллий постарался. Значит, предполагал, что я выживу. Ждал, скотина… Что же получается, к императору мне хода нет? Меня нарочно таскали туда—сюда, и теперь нужно ждать удара в спину? Ужасно хотелось есть и пить. Я взглянул на круглый столик у окна. Кувшин из прозрачного стекла, полный воды. Бутылка дорогого вина. Отравлены или нет? Все люди, передававшие меня с рук на руки, подкуплены Верховным магом? Вряд ли. И потом, я был почти уверен, что Вериллий захочет поговорить со мной. Великий маг не мог не заинтересоваться тем, что я видел в Зеленом сердце и в селении изначальных. Но вот к Ридригу он меня не допустит – убежденность в этом крепла с каждой минутой.
Как оказалось, я был прав. Дверь мягко открылась, и в комнату зашел Вериллий Фламиер собственной персоной. Белые одежды, добрейшая улыбка на простоватом лице – душа—человек.
– Рик! Здравствуй, как я рад тебя видеть! – он распахнул объятия, словно отец родной давно потерянному сыну.
Поистине, нет предела цинизму и лицемерию этого человека! Ведь он долгое время пытался меня уничтожить, и я это знаю. Самое забавное, что и он знает, что я знаю. И все равно продолжает играть. Я уклонился от протянутых ко мне могучих рук, с трудом сдерживая желание разукрасить это сияющее святой, незамутненной радостью лицо.
– Хватит уже! – оборвал я его словоизлияния, в которых он убеждал меня, что ждал моего возвращения и переживал за результат миссии. – Чего надо—то?
– Люблю прямых людей! – Верховный уселся в кресло, стоящее возле стола, придвинул к себе фужеры тонкого стекла и налил в них вина. – Твое здоровье!
Я медлил, глядя, как Вериллий с наслаждением тянет из своего фужера рубиновый нектар.
– Да не бойся, не отравлю, – хохотнул маг. – У меня другие планы относительно тебя.
– И какие же? – осведомился я, пригубив ароматное вино.
– Сначала расскажи: ты был там?
Я молчал.
– Раз ты здесь, значит, был… – задумчиво протянул Вериллий. – Ты не из тех, кто может струсить и сбежать. Расскажи мне.
– Я буду говорить только с его императорским величеством.
– Да брось! – досадливо поморщился Верховный. – Какое там величество! Ты же умный парень! Подумай: что тебе выгоднее? Да у тебя и выхода—то нет.
– Я буду говорить только с императором, – упрямо повторил я, прикидывая, угробит меня Вериллий сейчас или решит не следить во дворце.
Главное, и шансов у меня было маловато. Если бы не антимагическая защита, я бы поборолся. У Верховного—то наверняка есть нейтрализующий ее амулет. Поэтому я уже начал примериваться, как бы напасть на него половчее. Вырубить сразу, с одного удара, чтобы не магичил. Но не пришлось.
– Хорошо, – неожиданно усмехнулся маг. – С императором так с императором. Пошли!
Он одним глотком осушил свой бокал и поднялся, поманив меня за собой. Мы немного попетляли по коридорам, спустились по лестнице, прошли по переходу, вновь поднялись на пару этажей, и Верховный подвел меня к высоким дверям из черного дерева. По обе стороны от них стояли придворные маги с серебряными жезлами в руках. Они придирчиво оглядели меня, в который раз за сегодняшний день проверили на наличие магических предметов. Я обратил внимание, что для Вериллия они исключения не сделали. Тоже помахали над ним артефактами. Потом долго уговаривали нас не беспокоить монарха, утверждая, что уже поздно, и его величество отдыхает. Я мысленно порадовался, что у императора такая хорошая охрана. Верховный все же прорвался через этот заслон, и перед нами раскрылась дверь в просторные покои Ридрига. В первой комнате, большой и помпезно обставленной, похожей на гостиную, никого не было. Из нее вело несколько дверей, в одну из которых вошел Вериллий, знаком пригласив меня последовать за ним. Мы очутились в императорской опочивальне. Окна были плотно занавешены, и две вечные свечи в серебряном настенном канделябре не могли разогнать полумрак, царивший в комнате. Несмотря на то, что на дворе стояла теплая погода, в камине пылали дрова. Пахло душными восточными благовониями. От их запаха и жары у меня даже слегка закружилась голова. Посреди комнаты стояла невероятных размеров кровать, раза в два больше, чем в моей комнате, застеленная парчовым покрывалом, поверх которого была навалена гора расшитых золотом подушек. Чудовищное ложе настолько меня поразило, что я не сразу заметил самого императора. Он сидел в кресле у окна и при нашем появлении даже не поднял головы. Все его внимание было приковано к сидевшей у его ног черноволосой женщине, которая перебирала струны лютни и что—то напевала вполголоса. Ридриг был облачен в просторный халат, и то ли из—за объема этого одеяния, то ли из—за скудного освещения мне показалось, что император очень похудел и осунулся. Правая рука его нежно поглаживала смоляные локоны женщины, левая сжимала ножку хрупкого бокала, наполненного вином.
– Ваше величество, – громко, отчетливо произнес Вериллий. – Барон Сайваар просит вашей аудиенции.
Ридриг, поглощенный своим незатейливым занятием, никак не отреагировал на эти слова. Немного подождав, Верховный снова обратился к нему:
– Ваше величество! Здесь барон Сайваар, он хочет говорить с вами!
Наконец монарх поднял на нас глаза, и у меня болезненно сжалось сердце. Нет, освещение было ни при чем. Император действительно очень похудел. Но больше всего меня напугало выражение его лица. Человек, которого я запомнил бодрым, умным и полным сил, выглядел теперь как глубокий старик, впавший в детство. Он смотрел на нас, доверчиво и беззащитно, рассеянно улыбаясь и ни на секунду не отрывая пальцев от волос девицы.
– Ваше величество… – против моей воли, голос дрогнул.
– Я устал… – тихо произнес Ридриг. – Поговорите лучше с моим другом. Вериллий, – в голосе монарха обозначились по—детски капризные нотки, – я же просил меня не беспокоить. Ты что, не можешь все решить сам?
– Но господин барон настаивал, ваше величество, – насмешливо произнес Верховный маг.
– Ваше величество, – вмешался я, видя, что Ридриг не узнает меня, – порученная вами миссия…
– Я занят! Я устал! – вдруг визгливо выкрикнул монарх. – Вон! Вон!
Я попятился, не сводя глаз с его страдальчески искривившегося лица. В этот момент женщина, сидящая у его ног, откинула тяжелую волну волос и взглянула на меня. Я вздрогнул от неожиданности. На меня смотрели знакомые глаза, изумрудную зелень и блеск которых не мог скрыть даже тусклый свет. Галианна. С момента нашего расставания девушка очень изменилась. Еще похорошела, расцвела. Но это была какая—то недобрая, разрушительная красота. В выражении лица не было того безмятежного спокойствия, уверенности в себе и окружающем мире, которые раньше были свойственны дикой кошке. В прекрасных глазах пряталось чувство, которое я не мог определить. Любовь? Нет, любящая женщина так не смотрит. Страх? Возможно. И что—то еще?.. Внезапно я понял: ненависть. Тщательно скрываемая, и еще более жгучая оттого, что не получает выхода. И она была адресована мне. Покидая неприветливую опочивальню, я успел заметить, как полные, сочные, утратившие детскость губы сложились в горькую усмешку.