Враг Империи
Шрифт:
Опустившись на пол, Ким лег на спину, поджал ноги. Вроде бы легче…
Спустя какое-то время Ким заметил, что стало труднее дышать. Встал, вздрагивая от боли, поднес ладонь к решетке вентиляции. Так и есть, не работает. Или его. специально решили здесь уморить?
Снова опустившись на пол, Ким улыбнулся. Выходит, полковник Войков так ничего и не понял. Откуда ему знать, что смерть — это далеко не самое худшее, что может произойти с человеком. Да, будет немного неприятно, Ким вздохнул от очередного импульса боли, но он вытерпит. Там, в ином мире, его уже заждались…
Он сидел, прижавшись спиной к стене, и тяжело дышал. По лицу ползли капли пота, в карцере было очень жарко. Проклятый ящик… Ким пнул ногой стену, та ни звуком не отозвалась на его удар — уж слишком она была толстая. Нет, нельзя стучать… Ким подумал о том, что его стук могут принять за просьбу выпустить его. Нельзя, нельзя… Не дождутся они…
Время шло, воздуха становилось все меньше. Ким задыхался, хрипел, перед глазами плавали разноцветные круги. Ким молча молил бога о том, чтобы все это поскорее закончилось. И бог услышал его молитвы — плававшие перед глазами цветные круги накрыло неописуемой темнотой, Ким успел почувствовать, что куда-то проваливается — и все исчезло…
Очнулся он от слабой дрожи. Сначала не мог понять, что с ним. В самом деле, что? И почему так темно?
Не только темно, но и больно, попытка шевельнуться отозвалась острой болью во всем теле. Если это смерть, то смерть очень плохая. Он ожидал, что там будет лучше…
Пол под ним и в самом деле дрожал. Металлический пол — морщась от боли, Ким провел по нему ладонью. И стены здесь тоже металлические. Не иначе, он все еще в этом ящике. Кроме того, они взлетают…
Корабль и в самом деле взлетал, на Кима медленно наваливалась перегрузка, в его нынешнем состоянии она была совершенно невыносима. Стиснув зубы, Ким ждал, когда же это кончится, по лицу его текли капли пота. И когда через десяток минут перегрузки уменьшились, он облегченно вздохнул. Кстати, он ведь дышит. Значит, эти твари все-таки включили вентиляцию. Зря, он уже почти ушел от них…
Впрочем, он все равно уйдет, — при мысли об этом Ким улыбнулся. Никто уже не сможет ему помешать. Странно, что они еще на что-то рассчитывают. Неужели они думают, что он будет просить их о снисхождении?
Это и в самом деле было смешно. Если бы еще не эта боль…
Вскоре пол под ним перестал дрожать, снова стало очень тихо. Значит, перешли на маршевые двигатели. Интересно, куда они летят? Домой? Хотя нет, кто-то говорил, что они должны навестить еще три планеты. Или четыре?
Впрочем, какая разница, все равно он больше никогда не возьмет в руки оружие. С этим покончено.
Ким прижался ухом к полу, попытался что-нибудь услышать. Ему показалось, что он слышит отдаленные голоса, топот ног, но все это вполне могло быть игрой воображения. Господи, он никогда не думал, что тишина — это так плохо.
Чтобы как-то бороться с нею, Ким попытался петь. Он не знал целиком ни одной песни, поэтому пел отдельные куплеты, порой повторяя их десятками раз. Потом замолчал и постарался уснуть, но так и не понял, спал или нет. Проснувшись — если он действительно спал, — Ким подумал, что больше этого не выдержит. Нельзя так с ним. За что?
Ему стало жаль себя. Говорят, человек должен быть счастлив. Может быть. Только для него счастье было чем-то очень отвлеченным. Да и что такое счастье? Любимая работа? Какая? Нельзя быть счастливым, убивая людей. Семья? У него ее никогда не было, он даже не любил никого никогда. Или любил? Ведь как хорошо ему было с Шейлой — пожалуй, только с ней он и был по-настоящему счастлив. Привязался он к ней, просто боялся себе в этом признаться. Или боялся другого — того, что она уйдет навсегда, узнав о его истинной работе в Департаменте. Он никогда не говорил ей, что работал Исполнителем, это казалось ему просто немыслимым. Наверное, это и было тем, что сдерживало его чувства, не позволяло признаться в любви. А впрочем, теперь все это уже в прошлом. Шейла предала его — а значит, никогда и не любила. А любовь должна быть взаимной.
Он зря прожил жизнь. Потратил ее впустую, бездарно. И глупо кого-то в этом винить. Мы сами в ответе за то, что с нами происходит.
Его разбудил лязг распахнувшейся двери. Приподнявшись, открыл глаза, тут же прикрыл их ладонью — лившийся из открытой двери свет казался нестерпимо ярким.
— Вылазь…
Это был старший надзиратель, рядом с ним стояли три конвоира. В руках у надзирателя была дубинка.
Ким медленно приподнялся и невольно скривился — тело все еще болело. А может, даже стало болеть сильнее. Стиснув зубы, Ким кое-как выполз из карцера, с трудом разогнулся. Облизнул пересохшие губы — его так ни разу и не напоили. Ничего, все равно он не будет у них ничего просить.
— Руки…
Ким протянул руки, на запястьях тут же защелкнулись наручники, острые зубья впились в тело. Но это была не самая сильная боль, поэтому Ким не обратил на нее внимания.
— Вперед…
Пришлось подчиниться. Медленно шагая по коридору, Ким размышлял о том, куда его ведут. Хотят шлепнуть? Ради бога, это вообще не стоило затягивать.
Его провели на следующий ярус — здесь жили офицеры. Ага, наверное, ведут к полковнику…
Так и оказалось. Кима провели в большой светлый кабинет с фальшивыми окнами, усадили на стул, конвоиры встали рядом. Спустя минуту в кабинет вошел Войков.
— А, Ким… — произнес он, как будто радуясь этой встрече. — Ты хорошо выглядишь — похоже, я рановато тебя вытащил. Может, закуришь? — Он небрежным жестом протянул пачку сигарет. Это было явное издевательство, и Ким принял игру.
— Спасибо, я недавно бросил. Вредно для здоровья.
Полковник усмехнулся и кинул сигареты на стол, неторопливо прошелся по кабинету. Потом подошел ближе и в упор взглянул на Кима.
— Знаешь, что полагается за нападение на офицера?
— Думаю, ты мне сейчас об этом расскажешь, — с усмешкой ответил Ким. Он видел, что его насмешливый тон бесит полковника.
— Полагается расстрел, — злорадно ответил полковник. — Но нам не хватает бойцов, и я бы мог смягчить твою участь, если ты напишешь рапорт с признанием всех своих ошибок и с клятвенным обещанием впредь ничего подобного не допускать. И, разумеется, ты должен извиниться.
— Перед тобой? — уточнил Ким, его пренебрежительный тон окончательно вывел полковника из себя.