Враг неведом
Шрифт:
Лекари – по-местному врачи – бесшумно колдовали над ним, ковырялись в развороченной груди, извлекая на свет острые осколки. Сращивали жилы. Сшивали мышцы. От незнакомых и злых лекарств в редкие моменты прояснений невыносимо кружилась голова.
…Боль отступала неохотно. Наверное, она прошла последней, когда, уступив здешним лекарям, без следа пропали исполосовавшие грудь шрамы.
– Ты молодец, – сказал Исайя, едва появившись в палате. – Всего неделя после такого ранения – и, смотри, уже отпускают! Меня бы они продержали вдесятеро дольше.
О том, что по крайней мере половина
Твердислав поднялся с койки. Растерян как-то мальчишка, отметил про себя координатор. Как бы Конрад прав не оказался – вдруг кольнуло сомнение.
– Что мне делать дальше? – глухо спросил парень. – Зачем я вам? Всеотец отказался от меня… не знаю, за какой грех… Магия не действует. Она мертва. Я… могу сражаться лишь вашим оружием, а так, – он скривился, пряча горечь и разочарование за неумелой усмешкой, – так от меня никакого толку. Ваши люди владеют им, оружием то есть, куда лучше.
– Ты не понимаешь, – ласково сказал Исайя. Аккуратно отогнув одеяло и простыню, сел на широкую кровать. К гигиенической ткани все равно не мог пристать никакой микроб, но верховный координатор был человеком старой закалки и старых привычек. – Ты значишь гораздо больше, чем лишние руки, держащие огнемёт, или лазер, или бластер. В конце концов у нас достаточно автоматов. Дело не в этом. На тебя возложена миссия, и только тебе решать, каким образом она претворится в жизнь. Не исключаю, что Всеотец сознательно лишил тебя дара магии. Его путей нам не дано предугадать.
Твердислав сел рядом. Лицо у него было угрюмо.
– Слишком уж часто я слышал про неисповедимость Его путей, – сообщил юноша. – А я вот так думаю – что если Он чего-то хочет, чтобы мы сделали, так должен и нам порядок объяснить, ведь верно?
– Может, и верно, – согласился Исайя. Он смотрел на мальчишку, и у него щемило сердце. Неужели и тут – провал? Неужто и здесь – победа того, кого он называл Идущим по Следу, не желая осквернять этот мир подлинным именем своего преследователя?
– Расскажи лучше, что ты видел, попав в облако, – сменил тему координатор. – Хочешь, кстати, что-нибудь перекусить? На голодный желудок истории излагать плохо.
Твердислав покачал головой. К нему уже приходили с этим. Помня слова Всеотца, он рассказал – подробно, как только мог. Сдавленным голосом признался в том, как пытался убить девчонку. Оба старичка, явившиеся его расспрашивать, только вылупили блеклые глаза.
– Так ведь и надо было убить! – решительно заявил один, с тонкой козлиной бородкой. – Ещё немного, и пропал бы ты, парень. Твоё счастье, что наши начали артналёт.
Юноша пожал плечами. Левая ладонь упрямо не желала забывать кровь девочки.
– Нужно повторить, координатор?
– Факты я уже знаю. Расскажи об ощущениях.
Парень был в самом сердце Сенсорики, думал Гинзбург, Сенсорного облака, ужаса и проклятия, сотворённого Умниками. Там не мог выжить ни один человек. Ни один автомат. Там отказывала любая, даже самая примитивная электроника. И только старые добрые пороховые патроны не подводили стрелков. Но этого
Что такое истинная Сенсорика, не знал никто, даже верховный координатор Исайя Гинзбург. Об этом знало совсем иное существо… и ещё один, носящий прозвище Идущий по Следу. Собственно говоря, война-то и началась из-за стремления Умников охватить своей Сенсорикой весь мир, все человеческие колонии, раскинувшиеся на пол-Галактики. Поколению Исайи Сенсорика не несла ничего, кроме безумия и жуткой смерти.
Медицина была способна на многое. Клонирование и замена отживших свое органов, выращенных из пары-тройки старых клеток. Биологи вели свой собственный бой с Владычицей Сущего, с безобразной старухой, века и тысячелетия утаскивавшей свои жертвы в чёрную пустоту Ничто. Вели и порой выигрывали. Однако даже они не способны сделать солдат из тех, кто разменял уже третью сотню лет.
* * *
Твердислав напрягся. Видно было, что рассказывать об этом ему не сильно хочется.
– Ощущения… да какие там ощущения! Просто дрался, как с Ведунами. Хотел выжить. Её… Аэ то есть… хотел убить. Не вышло.
– И ты как будто даже рад?
– Рад, – вздрогнув, признался парень. – Рад. Я и ламий – то никогда не убивал… – Он покраснел. Хорошо, что Джей не видит – точно глаза бы выцарапала.
Исайя задумчиво пожевал губами.
– Что ж, я тоже рад. Ведь когда-нибудь эта война кончится. Понадобится кто-то, могущий понять вчерашних врагов.
– Почему же Он сказал, что врага надо истреблять? – прошептал юноша, подтягивая колени и опуская на них подбородок.
– Наверное, Он имел в виду – дать наглядный урок нашей силы… – осторожно предположил Исайя. Надо быть аккуратнее. Парнишка на грани срыва. – А потом можно, наверное, и заключить мир. Пусть каждый идёт своим путём, не мешая другому, верно? А поголовного истребления… не надо, конечно же.
«Мне отмщение и Аз воздам», припомнились слова.
И ещё: «Destraam et aedificabo» , на любимой звонкой латыни. Вот уж воистину «destruam»… Сколько крови понадобится, чтобы вразумить Умников! Сколько смертей, раз уж здесь у него нет иного оружия?
Noli me tangere, не тронь меня, и я тебя не трону… Умники нарушили эту заповедь. Как и все прочие. Не было такого закона, завета или же моральной нормы, которую они бы не отринули. Память отказывалась воспроизводить те жуткие картины, когда мятеж Умников ещё только начинался, и родители смотрели на невинные шалости детишек, не подозревая, что на следующий день семи– и восьмилетние сорванцы начнут резать мам и пап прямо в их собственных постелях.
«Nil admirari, prope res est una, Numici, Solaque, quae possit facere et servare beatum…»