Врата чудовищ
Шрифт:
Вместе.
Она, Дани и сын. Совсем глупой мечтой было забрать из Ан-Шу Орешка. При мысли об этом Чонса несколько раз подряд моргнула, чтобы не обронить слезу. В последние дни она стала чересчур эмоциональной. Семья. Проговаривая это слово губами, Чонса тревожно выдохнула. Она все равно не могла заставить себя улыбнуться.
С каждым пройденным днем Чонса волновалась всё сильнее. Тоскливое чувство тянуло холодом за грудиной. Ожидание было невыносимым, но она не хотела спешить. Боялась встречи. Боялась ответов. Встала как столб у мильного камня, на котором было выбито на брине:
«Нино — 30 миль»
Полдня —
Нужно было сразу понять, что что-то не так: границу, размеченную мильным камнем, никто не охранял.
Где-то в паре часов пути от городка пришел в себя Данте. Он кое-как сел, высунулся из крытой телеги и попросил у Чонсы воды. Они тогда дали отдыху лошадям, немного замедлились — кони шли шагом, Шестипалая с Алариком — пешком. Малефик вылакал всю баклагу воды, неловко утер короткую темную бородку, в которую сложилась его щетина.
— Как ты? — тихо спросила Чонса, вскакивая в телегу на ходу, — Хочешь есть?
— Нет. Пить… Хочу пить.
Он с рычанием сжал зубы, закрыл глаза. Мука проступила на его остром лице, когда он тягуче вздохнул. Положил ладонь девушки на свою плоскую грудь и пояснил:
— Тут… Жжет.
Чонса забеспокоилась. Сердце? Она знала, что когда оно отказывает, у стариков тоже печет в груди, а потом удар — и нет. Девушка дернула его рубаху (кажется, это была одежда Нанны), приложила к солнечному сплетению ухо. Данте был так худ, что она видела его верхние ребра. Прикрывая глаза, малефика видела сгусток мышц и крови сквозь кости. Стучало ровно, пусть и быстрее привычного ритма.
— Ты устал, Дани. Отдохни, — она мягко толкнула его в плечо, но тот засопротивлялся. Сидящая на месте возницы Нанна оглянулась, но Дани не хотел нападать, просто чуть сменил положение и теперь сидел, повесив голову.
— Я много сплю, — прошептал он. Чонса хмыкнула:
— Да, ты тот еще соня. Ничего. Скоро мы приедем в Нино, я поговорю с Феликсом и поедем за сыном. Хорошо?
— Хор-р-р… — он закашлялся и завертел головой, — Нет. Нет. Нельзя…
— Что нельзя?
— Нам нельзя туда.
— Почему?
— Мне из-за этого… жжет.
Чонса не успела понять, в чем дело: в плохих предчувствиях или же в горьких чувствах, что испытывал малефик.
Шестипалая дернулась за секунду до крика.
Закричала Нанна:
— Берегись!
Закричал Данте:
— Они здесь!
И Аларик тоже — громко, бессвязно, в ужасе. Истерично заржали лошади.
Телега перевернулась от сильного толчка. Их с Данте бросило друг на друга, приложило какими-то кадками. С хрустом надломилось дерево, из откатившейся прочь корзины Нанны на землю высыпали разномастные кости. Больно. Чонса, шипя, зажала царапину на лбу, Данте куполом завис над ней, уперевшись руками и коленями, он хрипел, держа на своем хребте обломки досок.
— Дани!
Её возглас перекрыл хищный грай существ. В последний раз Чонса видела химеру в пещерах под Йорфом, и рассудок успел сжиться с этим, отложить впечатление в ящик страшных воспоминаний, подлежащих забвению. Снова услышать этот шелест, щелканье, и самое главное — почувствовать мертвящую ауру этих тварей оказалось еще ужаснее, чем она помнила. Хлопали крылья. Высокий возглас одной из тварей походил на птичий
— Давай, давай…
Её лицо заливала кровь, защипало глаз, в который попало. Пришлось тянуть сильно, Дани держал телегу на себе, как стропило — крышу. Стоило им выбраться, как та скрипнула и обрушилась под весом твари. На неё наползла своим мерзким змееподобным телом химера, и теперь сидела сверху, суча в воздухе лапками и раздувая гребень в шипении.
Чонса увидела, что небо над Девятью Холмами алеет сильнее обычного, над ними зависли тяжелые тучи, и льет дождь, и твари кружатся, завивая облака в черно-бурые спирали. Казалось, что небеса отяжелели, как примочка от крови. Чонса стояла обеззвученная и ослепленная, словно не могла осознать увиденное. Природа существ, замерших перед ней, была настолько потусторонней, что она просто не могла ни с чем сравнить их. Чонса такого никогда не видела. Так много ужасов случилось с ней, и на войне, и в обычной жизни: вот стрела с влажным звуком встретила лицо стоящей рядом подруги, вот спокойно люди говорили о насилии над ребенком, вот она сама передавала проклятого младенца затем, чтобы ему скрутили шею, но это…
Аларик уже достал ножи — смешное орудие против громадины, что высится над тобой, будто медведь над кроликом. Чонса не сдержала смешка, пятясь. Кажется, химеры удивились не меньше их, разглядывая странников скорее с интересом, и будто переговариваясь между собой на своем щелкающем наречии. Одна из них вытянула свою звериную шею вперед, тонкая кожица на костяных ноздрях шевелилась, принюхиваясь к малефикам. Почуяв интерес, Данте загородил Шестипалую ободранной спиной, разорвал этот гипноз, наваждение, внушение. Чонса уткнулась взглядом в его хребет, видный сквозь прорехи на рубашке.
Не смотреть. Не кричать. Медленно идти назад. Она тянула за собой своего Дани, обхватив его обеими руками, то тот уперся всеми костьми, и отчего-то тоже вытянулся навстречу, утробно и страшно зарычав на тварей. Это Гвидо сделал с ним. Натаскал его на существ, как собаку на боях! Но здесь не было медика, готового подлатать малефика, только только мечущиеся кони, перевернутая телега, Аларик, скованный страхом, Нанна, собирающая кости, и прячущаяся за мужской спиной Чонса.
— Чего застыть?! — зашипела Нанна, — Хватаете коней!
Легко сказать: путь им закрывали химеры, а кони в истерике бились, пытаясь сбить с себя оглобли копытами. Шорка скрипнула зубами так, что малефика расслышала это сквозь гром. Она подхватила свой мешок с костями и начала клацать ими, сотрясая горловину, и цыкать на химер, как фермерши подзывают курей.
— Сюда! Сюда, зверушки!
Безумие. Чистое безумие. Но химеры синхронно изогнули шеи, приподняли в дыхании костяные грудные клетки — и потянулись следом, завороженные, будто крысы игрой на дудочке того чудака из детской сказки. Кости Мира. Значит, они тоже чуют их? Размышлять над этим некогда было. Нанна шла в сторону леса, прочь, прочь, быстро переставляя босые ноги. Начался дождь. Чонса еще надолго запомнит эту невероятную сцену: хрупкая девушка с блеклой улыбкой на губах, что уводит за собой чудовищ прочь, на её плечах блестят молнии, капли ударяются о твердую кожу крыльев химер, как о натянутый парус.