Врата Хаоса
Шрифт:
Я предпочитаю бродячую жизнь унылому сидению в отцовской аптеке, потому что на то
есть свои основания. Это и тяга к приключениям, и стремление увидеть как можно больше
нового, и жажда настоящей славы... Перечислять можно долго. Но есть еще одна причина, и
я склонен считать ее весьма веской — желание хоть немного улучшить мир, в котором мне
выпало счастье родиться. Хоть чуть-чуть, в благодарность за ту радость бытия, которую он
дарит
Глава 8
Безмозглый мальчишка, необоснованно возомнивший себя взрослым, да ведомо ли тебе, что бы могло случиться, высади ты эту мерзость в О'Дельвайсе, недалеко от Храма?
Самонадеянный сопляк, думаешь ли ты вообще, прежде чем сделать, или нет?! Да в кончике
моего посоха больше ума, чем в твоей пустой голове!
В гневе Оден был ужасен. Глаза его, казалось, метали молнии из-под нахмуренных седых
бровей; крепкие, совсем не старческие руки сжались в кулаки, которым, несомненно, очень
хотелось испробовать мою пустую голову на крепость; ноздри раздувались, капюшон слетел
с головы, и длинные седые волосы развевались, словно разъяренные змеи.
Гневался не только Оден, гневался и сам мир Фэо. Небо над нами мгновенно заволокли
низкие темные тучи, а легкий
ветерок внезапно превратился в подобие урагана.
Порыв ветра с силой швырнул меня наземь. Я вскочил на ноги, внутренне собрался и
устоял против следующего порыва.
— О, сколько же вреда может принести всего один деятельный дурак! — воскликнул
Оден. — Воистину, лень — добродетель глупцов!
Я услышал, как ойкнул Катипут и неуверенно, словно приглашая меня сбежать подальше
отсюда, подал голос Хьюгго. Не находя слов в свое оправдание, я предпочел молча
переждать бурю.
Надо отдать Одену должное, он довольно быстро взял себя в руки, движением бровей
разогнал тучи над нами, успокаивающе положил мне на плечо свою тяжелую руку и
заговорил даже тише обычного:
— Прости меня, мальчик. Я не должен был давать волю гневу. Мне, прожившему
столько лет и считающемуся мудрецом, не подобает вести себя столь опрометчиво.
— Тебе незачем просить прощения... — начал я, но Оден взглядом попросил меня
умолкнуть и продолжил:
— В оправдание поясню тебе, что росток, из которого ты по наивности собирался
вырастить чудесное дерево, на самом деле является отростком мерзкой пагубной Живой
Плети. Если бы ты высадил его в своем саду, вблизи от источников магической силы, которыми так богата столица, то всего лишь несколько дней спустя наш мир бы был
порабощен, и боюсь, что навечно. Прости же мне мою несдержанность!
—
Я чуть было не совершил непоправимое... Не сердись на меня, ибо я впервые услышал о
Живой Плети от тебя. Что это такое и в чем ее опасность?
— Живая Плеть — это порождение чудовищной гнусной магии. Опутав землю своими
цепкими корнями, она высосет силы из всего живого и породит великое множество древней
— деревьев, превращенных в безжалостных, практически непобедимых монстров. В отличие
от деревьев, они могут передвигаться куда захотят. Древни ужасны. Страшно даже
представить себе, как возрастет их число и насколько увеличится их мощь, получи они
доступ к хорошему источнику магии.
— Кто бы мог подумать! — воскликнул я. — Эдера произвела на меня крайне достойное
впечатление!
— Хм, очаровательная внешность, показная беззащитность, немного лести, для того
чтобы задурить голову мальчишке вроде тебя, многого не надо, — угрюмо сказал Оден.
Ирония, с которой он произнес последнюю фразу, показалась мне страшнее недавней
вспышки гнева.
— Не расстраивайся, Эвальд, к тебе еще придет мудрость. Сколько тебе лет?
Восемнадцать?
— Двадцать один, — тихо ответил я.
— В твои годы и я был таким же несмышленышем. Отсутствие ума, жажда славы, зуд в
ногах и чрезмерная самонадеянность. Ничего, вот проживешь с мое — тогда и поумнеешь.
— А сколько... — начал я и сразу же умолк, испугавшись своей дерзости.
— Триста сорок два, — ответил волхв, не сумев сдержать улыбку. — Триста сорок два
года живу я под сенью этого неба. Неплохой срок, не так ли, мой молодой гость?
От Одена исходила волна приветливости и радушия, которую, как мне показалось, можно было бы пощупать рукой.
Поняв, что он больше не сердится, я приободрился и заявил, гордо задрав подбородок
повыше:
— Завтра же я рассчитаюсь с подлой лгуньей! Я ей покажу, как строить козни и делать
меня их невольным участником! Изрублю злодейку на куски!
— Хотелось бы мне взглянуть, как ты справишься с дюжиной-другой древней, —
вздохнул Оден. — Боюсь, зрелище мне предстоит печальное...
— Почему?
— Потому что тебе, храбрец, вряд ли удастся выжить. Тебя разорвут на эти самые куски.
Оден уселся на толстое бревно, лежащее у входа в его хижину, и пригласил меня
последовать его примеру. То ли за долгую жизнь Одену надоело все вычурное, то ли он
смолоду ценил простоту, но все в его окружении было очень нехитрым — бревна вместо