Врата Небесного спокойствия
Шрифт:
Она перевернула страницу:
— «Вчера вечером у Врат Небесного спокойствия были арестованы следующие организаторы пекинского мятежа: Чжан, родился 10 апреля 1966 года, студент филологического факультета Пекинского университета; Лю, родился 6 января 1970 года, студент исторического факультета Пекинской высшей школы; Ли, родился 30 апреля 1968 года, студент…»
Здесь еще одна фотография… Сейчас прочту подпись…
«Вчера поздним вечером, в 00:30, Лоу, 1966 года рождения (24 июня), студент отделения западной литературы филологического факультета Народного университета, один из отпетых главарей бунтовщиков, совершил нападение на нескольких солдат, завладел военным грузовиком с боеприпасами и на огромной
Чтение прервал жуткий грохот: вставая, Аямэй опрокинула стул. Она ушла в гостиную и замерла у окна, печальная и молчаливая.
— Сегодня ночью я вас покину, — объявила Аямэй за ужином.
— Но куда ты пойдешь?! — воскликнула жена Вана. — Твой дом под наблюдением, тебя повсюду ищут. Оставайся, мы найдем выход.
— Моя бабушка живет в Маньчжурии. Я переоденусь, в полночь сяду в поезд и завтра утром буду на месте.
— Она живет в городе или в деревне?
— В городе.
— Значит, там тебе грозит та же опасность. Весь Китай видел тебя по телевизору. Тебя наверняка узнают. А потом…
Жена Вана печально помолчала и продолжила, покраснев от смущения:
— Не хочу говорить плохо о людях. Но, но… По правде сказать, я никому не доверяю. Нет, я ни в чем не подозреваю твою бабушку, она, конечно, очень тебя любит и, наверное, спрячет. Ван рассказал, что произошло в доме твоего дяди. Сама видишь, люди боятся властей, многие еще верят тому, что говорит правительство. Ты уверена, что тебя там приютят? Может, у тебя есть родственники или друзья в деревне, в лесной глуши или где-нибудь в отдаленном районе — например, во Внутренней Монголии или на Северо-Западной возвышенности? В пустынной, дикой местности, где никто тебя не узнает?
Поколебавшись, Аямэй призналась с застенчивостью ребенка, решившегося доверить взрослым свою тайну:
— У меня нет других родственников. Друзья есть, но они живут в больших городах.
— Я все придумал, — вмешался в разговор Ван. Он слушал девушек, попивая водку. — Мои родители живут на берегу моря, в глухой деревушке, где никто ведать не ведает о том, что происходит в стране, а стало быть, тебя они тоже не знают. Я отвезу тебя на своем грузовике. Скажем, что ты двоюродная сестра моей жены и только что потеряла родителей. Поживешь там, сколько понадобится. Я буду навещать тебя и сообщать столичные новости, а когда наблюдение за твоими родителями снимут, я сообщу им, что ты в безопасности. Правительство не устоит, и ты вернешься! — Он метнулся к столу и опрокинул четвертую по счету рюмку. — Не благодари меня, — воскликнул он. — И не отказывайся, моя жена полюбила тебя, как родную, я считаю тебя другом. Мне будет больно, если ты отвергнешь мою помощь. Аямэй, я — рабочая скотина, простой шоферюга. Но я восхищаюсь такими, как ты, теми, кто способен на великие дела. Я сам ничего не смыслю в политике, но знаю, что такое справедливость. Наши руководители стреляли в невиновных, в безоружных людей. Этого я им никогда не прощу. Это они — преступники! Бунтовщики! Заговорщики!..
Ван и Аямэй покинули дом после ужина, в тот час, когда на улицах почти не бывает прохожих. Ван поехал окружным путем, чтобы избежать проверок на постах. Опасность миновала, когда они выбрались из столицы и покатили по проложенной в горах дороге.
Пять часов спустя они выехали на широкую равнину, по обеим сторонам дороги простирались поля пшеницы. Вокруг было темно. Из-под колес то и дело взлетали напуганные шумом мотора птицы.
Наконец грузовик остановился. Дул соленый ветер. В глубине ночи глухо рокотало море.
Ван постучал в дверь. Огонек свечи высветил два удивленных морщинистых лица, Аямэй с трудом разобрала тихое бормотанье стариков. Ван представил девушку родителям, и те провели ее в комнату. Она ворочалась на кирпичной лежанке, доносившийся из-за стены шепот мешал заснуть. Потом все стихло, и часа через два Аямэй услышала, как Ван вышел из дома, сел в грузовик и уехал.
Глава IV
Чжао остановился на третьем этаже и взглянул на часы: было 6:30 утра. Он позвонил. Дверь открыла элегантно одетая женщина. Она молча смерила незваных гостей взглядом.
— Обыск! — рявкнул один из солдат.
— Входите, прошу вас… — Она посторонилась, пропуская военных в квартиру.
Проходя мимо хозяйки дома, Чжао не удержался от удивленного взгляда. Ее длинные седые волосы были собраны в пучок, гладкое нежное лицо оставалось гордым и спокойным — как у всех, кто познал страдание. Чжао вспомнил фотографию Аямэй: у матери были те же глаза — черные, опушенные густыми ресницами. Она напряженно следила за солдатами.
Гостиная была обставлена в старинном стиле. Бесценные каллиграфические свитки и картины старых китайских мастеров украшали стены, на маленьких столиках, этажерках и консолях из черного лакированного дерева была расставлена коллекция бонсаев. Воображение поражали два деревца — миниатюрная сосна с наклоненным стволом и свисающими до пола ветками и десятисантиметровая розовая азалия. Хорош был и поросший мхом камень — настоящая гора с отвесным крутым склоном и крошечным водопадом. Эмалевая курильница для ладана в форме льва украшала трехногий резной столик. Серый дымок наполнял воздух ароматами ванили и перца.
Изысканность обстановки и царивший в комнатах полумрак неприятно поразили Чжао. Он спросил, где комната Аямэй.
— Это здесь, — ответила мать девушки, открывая одну из дверей.
Солдаты прошли по коридору, сбив сапогами шелковый ковер, и ввалились в комнату, где в воздухе еще сильнее пахло благовониями. Чжао приказал открыть окна, и легкий летний ветерок наполнил помещение свежестью.
Комната была маленькой и удобной. Между двумя этажерками с книгами стояла кровать под балдахином. На вышитом птицами покрывале спал полосатый кот. Он потянулся, мяукнул, прыгнул на туалетный столик, оглянулся на незнакомцев и исчез.
У окна, на крышке лакового секретера, тоже лежали книги: «Сон о красной беседке», «Сборник стихотворений династии Тан»… Уголки истрепанных страниц загнулись, поля пестрели пометками. Чжао сумел открыть только два ящика — замок третьего никак не хотел поддаваться.
— Возьмите у хозяйки ключ, — приказал он. — Вы, двое, обыщите эту комнату. Вы втроем отправляйтесь вниз, возьмите двух понятых и проверьте все помещения в квартире. Ничего не пропускайте! Осмотрите туалеты и кухню, ищите под коврами, за стеллажами, в книгах. Немедленно приносите мне все подозрительные документы и бумаги; главное — найти список членов преступной организации!
Солдаты вытаскивали из шкафов одежду, сбрасывали с полок книги, рвали простыни, переворачивали мебель, снимали со стен картины, били фарфор.
Чжао сидел перед секретером в ожидании ключа. В двух других он обнаружил ручки, конспекты, музыкальную шкатулку, письма и открытки. Его заинтересовала записная книжка. За окном тихо шелестели листвой высокие тополя. Чжао заметил в раме несколько отверстий — должно быть, когда-то на окне стояла решетка.
«Что за странная семья! — подумал Чжао. — С решеткой на окне эта комната, должно быть, больше всего напоминала тюремную камеру».