Врата рая
Шрифт:
— Правда? — спросил он с видом человека, который всегда знал это.
— Я испытываю такие же чувства и всегда их испытывала и раньше, а с тех пор, как ты приехал за мной в Фарти, они стали еще сильнее, — призналась я.
Пространство между нашими лицами было подобно оконному стеклу, через которое мы пристально смотрели друг другу в глаза и к которому прижимались наши губы.
— Я так и думал, — прошептал Люк. Его руки передвигались по моим рукам вверх к моим плечам. — Я был очень близок к тому, чтобы сказать эти слова вчера. И я почти сделал это на веранде.
— У меня были такие же чувства.
Моя
— Ах, Энни. Природа сыграла с нами такую злую шутку. Я презираю себя за то, что люблю тебя таким образом. Но я не знаю, как прекратить это, и, более того, я не хочу прекращать этого!
— Люк, не надо презирать себя. Я тоже не могу ничего поделать, но я не презираю себя за это.
— Энни…
Мы не могли больше удерживать наши губы. Мы оба как бы проникли через воображаемое оконное стекло, и, когда его губы прильнули к моим, ночная сорочка соскользнула ниже моих локтей и оголила грудь. Его пальцы проследовали вниз, лаская меня. Я застонала и снова потянулась к его губам, но Люк внезапно откинулся назад.
— Нет, Энни… нет, нет. Мы не можем этого делать. Дрейк был прав в отношении меня. Это не мое место. Я не могу оставаться здесь. Что бы собой ни представлял злой поток, проходивший через род Кастилов, он проходит теперь и через меня. Если я останусь здесь с тобой, я не смогу остановить себя и мы станем подобны некоторым из моих диких предков… кровосмесителями, как животные, уродами.
— Люк, мы не можем быть уродами. В этом нет и не может быть ничего плохого. Я не знаю почему, но я чувствую, что это не может быть таким.
— Ты слишком хороша для кого-то вроде меня, Энни. Ты не заслуживаешь того, чтобы над твоей головой повисло злое проклятие только потому, что я не смог сдержать свою нечистую страсть, которая свободно течет по моим венам Кастила. Я, очевидно, ничем не лучше моей матери. Дрейк был прав в этом отношении. Я должен пока держаться подальше от тебя, Энни, дать тебе возможность окрепнуть как эмоционально, так и физически.
Он попятился и стал слезать с моей кровати.
— Нет, Люк, ты нужен мне. Пожалуйста, не уходи. — Я протянула к нему руки, но он продолжал отодвигаться от меня.
— Я должен. Благословит тебя Бог, Энни. Поправляйся.
Он быстро повернулся и выбежал из комнаты.
— Люк! — Я стала с трудом выбираться из кровати. Мои ноги дрожали. Не обращая на это внимания, усилием воли я заставила их удерживать меня, обошла мою кровать и ухватилась за каталку. С ее помощью я добралась до двери. Там я услышала, как открылась и закрылась входная дверь.
— Люк!
— Энни! Что случилось?
Тетя Фанни бежала по коридору.
— О тетя Фанни, быстрее. Люк убежал! Остановите его! Он во всем обвинил себя за то, что произошло между мной и Дрейком… за… все остальное.
Она кивнула головой. Я видела, что она знала гораздо больше, чем я думала.
— Это должно было произойти, дитя. Как и Хевен, я видела, что дело идет к этому, но я не знала, как остановить это. — Она отвела меня обратно в кровать.
«Видела, что дело идет к этому?» Получалось, что
— Видела, как он всегда смотрел на тебя, видела ваши лица, когда вы были вместе. Я видела этот свет в твоих глазах и такой же свет в его глазах и понимала, какие чувства растут в вас обоих.
— О тетя Фанни! Я не делала это нарочно, я…
Я села на кровати, положила руки на колени и покачала головой.
— Знаю, дорогая. — Она села около меня и взяла меня за руку. — Я знаю, что ты не позволила бы чему-либо случиться, если бы ты могла помешать этому. Любовь сама захватила тебя и захватила его. За это нельзя винить никого из вас. Еще в раннем возрасте вас влекло друг к другу, и, как у двух цветков в лесу, которые избежали взгляда или сапога человека, ваша любовь росла свободно и без помех, пока вы не переплелись друг с другом. Но это все плохо, так что тебе надо расплетаться. Это причинит тебе боль, но если не сделать этого, то будет в несколько раз еще тяжелее для тебя. Но я помогу тебе, Энни, пройти через это.
— Но Люк! — вскрикнула я. Не было никого, кто помог бы ему и утешил его.
— Ты должна позволить ему идти своим собственным путем, Энни. Я говорила тебе. Он Люк Кастил не только по имени, но и по крови. Я любила своего отца, но он был человеком, за красивыми глазами которого скрывался вспыльчивый и тяжелый характер.
— Тетя Фанни, я чувствую себя так скверно, у меня так пусто внутри и одиноко, что мне просто этого не вынести, — пожаловалась я.
Она обняла меня и прижала к себе. Так мы просидели некоторое время. Потом она поцеловала меня в лоб и отпустила.
— А теперь, Энни, давай я помогу тебе устроиться в кровати. Ты должна думать теперь прежде всего о своем здоровье.
После того как с ее помощью я снова оказалась под одеялом, она наклонилась, поцеловала меня в лоб и погладила по моим волосам, как это делала обычно моя мать.
— Тебе надо поспать, Энни. Я буду здесь с тобой и помогу тебе, пока ты снова не будешь на своих ногах.
— Спасибо, тетя Фанни.
— Мы, женщины, должны теперь держаться друг друга, — сказала она с улыбкой и расправила плечи, подчеркивая этим, что мы будем встречать трудности вместе.
Она поцеловала меня еще раз и оставила одну в темноте ночи. В моих ушах все еще звучал голос Люка, а в памяти запечатлелся его взгляд…
— Это не является уродливым, это не может быть уродливым, — прошептала я и уснула, все еще ощущая поцелуй Люка на своих губах.
Глава 23
СЕКРЕТ КОТТЕДЖА
Следующие три с половиной недели были трудными для меня. В некотором отношении даже более трудными, чем время, проведенное в Фарти. Дело было не в том, что кто-то жестоко обращался со мной, совсем наоборот. Вся прислуга и моя тетя Фанни являлись воплощением заботы, любви и внимания. Причиной было то, что слишком скоро после того, как я потеряла своих родителей, я потеряла и Люка, единственного человека во всем мире, про которого я думала, что он всегда будет здесь со мной, единственного человека, ради которого стоило бороться и терпеть боль. Он ушел, и я чувствовала себя такой же покинутой, такой же омертвевшей внутри, как это было, когда я потеряла своих родителей.