Врата рая
Шрифт:
— Догадываюсь, что лучше мне вернуться туда. Может быть, удастся что-либо сделать. Извини меня.
— Ты не можешь потратить всю свою жизнь на то, чтобы извиняться за свою мать, Люк.
— Кажется, я это делал всегда, сколько себя помню.
Он поднялся. В спортивном пиджаке светло-голубого цвета, с галстуком, он выглядел очень красивым. Его густые черные волосы лежали мягкими волнами. «Он уже мужчина, — подумала я, — а не мальчик. Мужчина, который сможет справиться с ситуацией вроде этой». Я вышла из дома следом за ним.
Внезапно
Я заметила мать, стоявшую в стороне под сосной. В руках она держала тарелку с едой, но не съела ни кусочка.
— Твой отец делает из себя дурака, — проговорила она тихо, когда мы с Люком подошли к ней. — Я дожидаюсь, чтобы он пришел в себя, но, по моим подсчетам, он опорожнил уже четыре стакана.
— Я разъединю их, — пообещал Люк.
Он бросился вперед, прежде чем мама смогла произнести слово, раздвинул двух мужчин и вошел в круг. Он схватил свободную руку Фанни, оттащил ее к себе, подальше от отца, который какое-то время еще машинально кружился. Затем он остановился, увидел, что Фанни танцует с Люком, и выбрался из круга. Мать направилась ему навстречу.
— Тебе следует положить что-нибудь в желудок, чтобы нейтрализовать часть алкоголя, Логан, — произнесла она холодным и твердым как сталь голосом.
— Что?
Он посмотрел на меня, потом бросил взгляд в сторону круга хлопающих в ладоши мужчин и женщин и присоединившихся к танцующим Люка и Фанни. Затем промокнул лицо носовым платком и кивнул головой.
— Твоя сестра сошла с ума, — заявил он. Мать молча взглянула на него. — Я умираю с голоду, — быстро добавил он и направился к столам с едой.
Я смотрела, как отец шел, спотыкаясь. Потом, подняв к небу глаза, увидела, что крадущиеся облака, о которых говорил Роланд Стар, начали переваливаться через темно-красные горы и направляться прямо к Уиннерроу.
Папа наполнил едой тарелку и шлепнулся в плетеное кресло. Мы с мамой присоединились к нему и стали наблюдать, как толпа пировавших входила во все больший раж. Я узнала многих горожан. Тетя Фанни, очевидно, наприглашала всех, кого она встречала в городе, решив сделать из своего приема памятное событие в Уиннерроу. Большинство гостей составляли рабочие или служащие из сферы обслуживания. Не было даже просто из уважения к моим родителям никого из их друзей, принадлежавших к высшему обществу. Но я знала, что моя мать все равно простит их, хотя и не могла припомнить, чтобы я видела ее в таком неловком положении.
Вдруг тетя Фанни перестала танцевать и подошла к дирижеру оркестра. Он кивнул, и оркестр сыграл небольшое вступление, за которым последовал барабанный бой. Тетя Фанни перевернула бачок для мусора, и двое из ее молодых
— Я хочу сказать несколько слов, — начала она.
— Только несколько? — закричал кто-то, и раздался хохот.
— Ну, может быть, дюжину или несколько больше, — откликнулась тетя Фанни. Раздался новый взрыв хохота. — Я хочу поблагодарить всех вас за то, что вы пришли на мой прием по случаю моего сорокалетия. Совершенно верно, я сказала, сорокалетия, и я здорово горжусь тем, что мне сорок, а выгляжу на двадцать. — Она повернулась кругом на бачке, чтобы все видели ее фигуру, при этом ее груди обнажились. Мужчины, стоявшие вокруг нее, засвистели и затопали ногами.
Я посмотрела на Люка. Он отошел в сторону и опустил голову. Мне стало очень жаль его и захотелось взять его за руку и увести отсюда далеко-далеко.
— Другие женщины, особенно из высшего общества и имеющие власть в Уиннерроу, которые не захотели прийти на мой прием, врут о своем возрасте. Они вынуждены это делать. Когда им было двадцать, они выглядели сорокалетними.
Снова раздался смех. Потом один из ее молодых людей закричал:
— Мне двадцать, Фанни. Сколько раз двадцать укладывается в сорок?
Смех стал громче. Фанни сияла, она уперлась руками в бока и повернулась к говорившему.
— Не один раз, — воскликнула она. Публика просто завыла. — Во всяком случае, послушайте вы, болваны, у меня есть многое, что делает меня счастливой сегодня вечером. Вы видите, вон там стоит мой сын Люк, хотя ему хотелось бы сейчас залезть под камень. Так вот, он сделал меня гордой. Его приняли в Гарвардский университет, и они так сильно желали заполучить его, что собираются платить полностью за его обучение. Как вам это нравится, ведь он из семьи Кастил, а?
Люк поднял голову, его лицо в этот миг было таким красным, что я подумала, что его сейчас охватит пламя. Все повернулись и уставились на него.
— Ну, Люк, дорогой, ты хочешь сказать речь в этой связи или ты думаешь, что эти туземцы не поймут тебя?
Люк ничего ей не ответил.
— Это не имеет значения, не беспокойся, дорогой. Я могу говорить за нас обоих, а когда я приеду в Гарвард, я покажу этим профессорам одну штучку или пару.
— Конечно, ты им покажешь, Фанни, — заорал кто-то.
Затем оркестр грянул «Счастливого дня рождения» и толпа начала петь. Фанни, стоя на бачке, приняла горделивую позу и широко улыбалась, глядя на мою мать и на меня. Когда пение закончилось, все начали аплодировать, а с полдюжины молодых людей бросились помогать Фанни слезть на землю.
Несколько минут спустя наше внимание привлекли двое мужчин, которые начали толкать друг друга. Один из них обвинял другого в том, что тот влез перед ним в очередь за пивом. Их приятели, вместо того чтобы развести забияк, стали еще больше подстрекать их, пока не началась драка. Тогда гости бросились разнимать их. Вся эта сцена показалась отцу забавной.