Врата Рима

Иггульден Конн

Он развернулся на пятках и широкими шагами вышел из комнаты. Юлий раздул щеки и медленно выдохнул, слегка ошеломленный, но довольный.

— Пожалуй, это как раз то, чего я хотел, — сказал он и впервые за утро улыбнулся.

ГЛАВА 5

Мальчикам сразу сказали, что им дадут возможность как следует высыпаться. Восемь часов, с позднего вечера до рассвета, их никто не трогал. Все остальное время отводилось на обучение и закалку, если не считать минутных перерывов, когда они поспешно запихивали в рот еду.

Радость Марка потускнела в первый

же день, когда Рений взял его шершавой рукой за подбородок и всмотрелся в лицо:

— Слабохарактерный, как мамаша.

Больше он ничего не сказал, но Марка мучила унизительная мысль, что старый солдат, расположения которого он так хотел добиться, возможно, видел в городе его мать. Он сразу устыдился своего желания понравиться Рению и решил, что станет самым лучшим учеником и без похвалы этого старого козла.

Рения было легко возненавидеть. С самого начала он называл Гая по имени, а Марка только «мальчиком» или «сучьим отродьем». Гай понимал, что он говорит так специально, чтобы использовать ненависть как толчок для их развития. И все же, видя, как друга в очередной раз унижают, Гай не мог не чувствовать раздражения.

По поместью протекала небольшая холодная река, которая впадала к море. Через месяц после начала занятий Рений отвел их до обеда к реке и указал на темную воду.

— Залезайте!

Мальчики переглянулись и пожали плечами. От холода тело тут же начало неметь.

— Так и стойте, пока я за вами не приду, — кинул Рений через плечо.

Он отправился в дом, слегка пообедал, искупался и лег вздремнуть на весь жаркий день.

Тело Марка оказалось гораздо чувствительнее к холоду, чем у его приятеля. Уже через пару часов лицо его посинело, и от дрожи он не мог говорить. К концу дня ноги Марка онемели, а мышцы лица и шеи болели от постоянного сокращения. Мальчики заставляли себя говорить, чтобы хоть как-то отвлечься от холода. Тени на земле удлинились, и приятели замолчали. Гаю было гораздо легче, чем Марку. Его ноги и руки уже давно онемели, но дышал он по-прежнему легко, а Марк с трудом втягивал в себя воздух мелкими глотками.

День холодал, хотя в тенистой части быстрой реки это было незаметно. Марк стоял, склоняя голову то на один бок, то на другой. Один его глаз наполовину погрузился в воду и медленно моргал. Марк то и дело впадал в забытье, пока нос не заливала вода, и тогда он фыркал и снова выпрямлялся. Ему было все больнее и больнее. Задание Рения стало для них сражением, но не друг с другом. Они будут стоять, пока их не позовут, пока Рений не вернется и не прикажет им вылезать.

Когда день прошел, оба поняли, что вылезти из воды уже не могут. Даже если бы Рений явился прямо сейчас и поздравил их, ему самому пришлось бы их вытаскивать — и если боги это видят, он как следует бы вымок и испачкался.

Марк то впадал в забытье, то резко вздрагивал и приходил в себя, возвращаясь в холод и тьму. Ему вдруг пришло в голову, что он может умереть здесь.

В один из таких моментов мальчику вдруг стало тепло, он услышал приветливый треск костра. У костра стоял старик. Он подпихивал ногой горящие поленья и улыбался искрам. Старик повернулся и заметил, что мальчик смотрит на него, побелевший от холода и растерянный.

— Подойди к теплу, мальчик, я тебя не обижу.

Лицо старика было покрыто швами шрамов, морщинами и многолетней грязью. На руках с опухшими суставами шевелились вены-веревки. Старик был в ветхой дорожной одежде, с темно-красным платком на горле.

— Что тут у нас? Угорь!.. Неплохой улов, но на двоих не хватит. А вот если ты отрежешь себе ногу, тогда наедимся оба. Не бойся, я сумею остановить кровь.

Огромные брови встопорщились, глаза заблестели, рот открылся, показав мягкие десны, влажные и сморщенные. Старик похлопал себя по карманам, и его движение повторили тени на темно-желтых стенах.

— Стой спокойно, мальчик, я припас для тебя пилу…

Он закрыл ему лицо рукой, грубой, точно камень, почему-то очень большой, больше, чем у любого человека.

Марка обдало отвратительной вонью гнилых зубов.

Мальчик очнулся и зашелся в сухих рвотных позывах. Его желудок был пуст. Уже поднялась луна. Гай был по-прежнему рядом, его лицо едва виднелось над черной блестящей водой — голова то исчезала в темноте, то появлялась снова.

Хватит. Если выбор в том, чтобы поддаться или умереть, тогда он поддастся, невзирая на обстоятельства. С тактической точки зрения это правильное решение. Иногда лучше отступить и перестроить боевой порядок. Вот чему хотел их научить старик. Он хотел, чтобы они сдались, и, наверное, где-то рядом ждет их, ждет, чтобы они выучили этот самый важный урок.

Марк не помнил своего сна, если не считать страха удушения, который его не оставил. Тело мальчика потеряло привычную форму и просто висело, тяжелое и напитавшееся водой. Он стал какой-то мягкокожей донной рыбой. Марк напрягся, его челюсть отвисла и оттуда потекла вода, такая же холодная, как он сам. Он качнулся вперед и вытянул руку, чтобы ухватиться за корень дерева. Впервые за одиннадцать часов его рука оказалась вне воды. Он чувствовал холод приближающейся смерти и ни о чем не жалел. Да, Гай остался в реке, но у них разные таланты. Марк не умрет, чтобы сделать приятное старому гладиатору-сифилитику.

Он полз на берег дюйм за дюймом, лицо и грудь покрылись грязью, а раздувшийся живот плыл, будто полный воды пузырь. Когда полностью выбрался на сушу, его охватила сильнейшая радость. Марк лежал, не в силах пошевелиться. Вскоре его скрутила рвота. С губ стек тонкий ручеек желчи и смешался с черной грязью. Ночь была тихой, и ему казалось, словно он только что вылез из могилы.

На рассвете Марк лежал все там же, когда бледное солнце заслонила тень. К нему подошел хмурый Рений. Однако смотрел он не на Марка, а на крошечную бледную фигурку, которая стояла в воде с закрытыми глазами и синими губами. Лицо, обычно словно выкованное из железа, вдруг передернулось от беспокойства.

— Мальчик! — рявкнул он голосом, который мальчики успели возненавидеть. — Гай!

Фигура в воде покачивалась в струях воды, однако мальчик не отвечал. Рений сжал челюсти, зашел в воду ниже пояса, взял десятилетнего мальчика на руки и закинул его на плечо, словно щенка. От встряски Гай открыл глаза, но смотрели они в никуда. Старик пошел прочь со своей ношей, Марк поднялся и потрусил следом, преодолевая боль в мышцах.

На противоположном берегу остался стоять в тени Тубрук. Всю ночь он прятался в листве. Глаза его были прищурены и холодны как река.