Врата Рима
Шрифт:
Гай говорил оживленно и немного жестикулировал.
Оба мальчика держались заметно увереннее, и Юлий почувствовал укол сожаления, что не может чаще бывать дома и видеть, как они растут. Глядя на сына, он подумал: «Не найду ли я однажды дома незнакомца?»
— Ты мой сын. Рений учил многих, но моего сына — никогда. Думаю, ты его удивишь.
Юлий видел, что Гай не верит своим ушам, и понимал: мальчик не привык к похвале.
— Я постараюсь. Думаю, Марк тоже удивит его.
Юлий почувствовал на себе взгляд второго мальчика, однако не посмотрел на него. Он хотел, чтобы Гай твердо
— Марк мне не сын. Мое имя и моя репутация перейдут к тебе. К тебе одному.
Гай смутился и опустил голову. Он не мог выдержать непривычно настойчивого взгляда отца.
— Да, отец, — пробормотал он и принялся за еду.
Иногда Гай жалел, что у него нет братьев или сестер. Они бы все вместе играли, да и отец надеялся бы не только на него. Конечно, он не отдал бы им поместье, оно принадлежит ему, и так было всегда, но порой груз отцовских надежд давил на мальчика. Особенно когда мать в хорошие дни ворковала над ним и говорила, что боги подарили ей только его, одно совершенное творение. Аврелия часто признавалась сыну, что хотела бы иметь дочерей, чтобы наряжать их и учить своей женской мудрости, но лихорадка, которая постигла ее после первых родов, не дала ей такой возможности.
На теплую кухню зашел Рений. На нем были открытые сандалии, красная солдатская туника и короткие штаны, туго обтягивающие до неприличия мощные икры, какие бывают после многих лет службы в пехоте. Здоровья и сил, несмотря на возраст, у Рения было в избытке. Он вытянулся в струнку перед столом и посмотрел на присутствующих ясными и внимательными глазами.
— С вашего позволения, господин, солнце встает, и мальчики должны пробежать пять миль, прежде чем оно выйдет из-за холмов.
Юлий кивнул, и мальчики быстро встали, ожидая позволения уйти.
— Идите… и учитесь хорошенько, — с улыбкой проговорил он.
Его сын, похоже, думал только о занятиях, а второй — в этих темных глазах и бровях мелькнуло что-то еще. Гнев? Нет, уже исчезло…
Мальчики убежали, и двое мужчин снова остались одни. Юлий указал на стол.
— Я слышал, ты собираешься начать боевые тренировки.
— Они еще слабоваты. Возможно, в этом году и не окрепнут. И все-таки я их не спорту учить нанимался.
— Ты уже думал о том, чтобы продолжить работу с ними, когда годичный контракт закончится? — небрежным голосом спросил Юлий, надеясь скрыть свою заинтересованность.
— В следующем году я отойду от дел и уеду жить в деревню. Вряд ли что-то изменит мое решение.
— Тогда эти двое станут твоими последними учениками — твоим последним даром Риму, — ответил Юлий.
Рений на миг застыл, но Юлий не дал лицу выразить и тени своих чувств.
— Об этом стоит подумать, — наконец произнес Рений, повернулся на пятках и ушел в серый рассветный свет.
Позади него Юлий по-волчьи усмехнулся.
ГЛАВА 6
— Как офицеры, вы поедете в бой верхом, однако конница — не главная наша сила. Мы используем ее, чтобы оттеснить противника, но уничтожают его двадцать восемь легионов пехоты. Каждый из ста
Рений посмотрел на мальчиков, которые стояли под жарким полуденным солнцем, тяжело дыша после пробежки. Он отдал им, своим последним ученикам, больше трех лет жизни, а им предстояло еще столькому научиться… Рений ходил вокруг них и резким голосом продолжал:
— Не удача и милость богов положила мир на ладонь Рима. Не слабость других народов заставляет их бросаться на наши мечи. А все потому, что наша сила гораздо больше, чем все, что они могут противопоставить. Это наша главная тактика. Еще до начала битвы наш боевой дух несгибаем. А наша выучка такова, что о нее разобьются все армии мира. Каждый воин уверен, что его товарищи не подведут его до самой смерти. Это делает наступление нашей армии сильнее самых геройских атак бессмысленно орущих варваров. Мы идем в бой не спеша. Мы стоим, а они умирают.
Гай отдышался, его легкие уже не болели от нехватки кислорода. За три года с тех пор, как Рений впервые приехал на виллу его отца, Гай заметно вырос и окреп. Ему почти четырнадцать, и в подростке уже ясно виделся будущий мужчина.
Кожа мальчика была цвета светлой дубовой коры от жаркого римского солнца, движения — легкими, а фигура — стройная и спортивная, с широкими плечами и мощными ногами. Гай мог часами бегать по холмам, а приближаясь к поместью, находил в себе силы для последнего рывка.
Марк тоже изменился — и внешне, и внутренне. Теперь к нему редко возвращалась невинная радость ребенка. За три долгих года Рений научил его управлять своими чувствами, и то была жестокая наука. По ширине плеч Марк нисколько не уступал Гаю, а кулаки его разили со скоростью молнии. Изнутри Марка жгла, точно кислота в желудке, жажда самостоятельной жизни без помощи родственников и чужой опеки.
Мальчики стали по стойке смирно, настороженно глядя на Рения. Тот мог без предупреждения резко ударить в раскрытый живот, проверяя, не осталось ли в них слабости.
— Гладии, господа! Принесите мечи.
Они молча повернулись и подошли к мечам, которые висели на стене тренировочного двора. У Гая и Марка были тяжелые пояса с кожаной «лягушкой», приспособлением для держания меча. Ножны удобно вставлялись в «лягушку» и прочно удерживались шнуровкой, чтобы можно было легко вытащить меч.
Закрепив гладии на поясе, Гай и Марк снова вытянулись перед Рением в ожидании следующего приказа.
— Гай, ты смотришь. Я покажу на мальчике одно простое правило.
Рений с хрустом расправил плечи и усмехнулся, глядя, как Марк медленно достает меч из ножен.
— Первая позиция, мальчик. Стой, как солдат, или забыл?
Марк расслабленно встал в первую позицию: ноги на ширине плеч, тело немного повернуто в сторону, меч на уровне талии, готовый ударить в пах, желудок или горло — три основные цели. Особенно часто били в пах или горло, поскольку от глубокой раны в таком месте враг за несколько секунд истекал кровью.
Рений перенес вес с ноги на ногу, и кончик меча Мария дрогнул.