Врата Рима
Шрифт:
— Опять воздух рубишь? Тогда я увижу и угадаю твой ритм. Мне хватит, чтобы ты раскрылся один-единственный раз, и я вырежу тебе горло одним ударом. Покажи мне, как ты двинешься, и я разрублю тебя пополам.
Рений начал обходить Марка, а тот стоял спокойно, приподняв брови, с лицом, лишенным всякого выражения. Рений продолжал:
— Ты хочешь меня убить, верно, мальчик? Я чую твою ненависть. Она бурлит, как доброе вино в желудке. Знаешь, как это меня радует?
Марк атаковал резко, без предупреждения, без сигнала. Сотни часов он избавлялся от всех предательских
Там, куда вонзился меч Марка, Рения не было. Его гладий прижался к горлу Марка.
— Опять! Медлительный, неуклюжий! Как обычно! Ты быстрее Гая, а то я бы сказал, что хуже еще не видел.
Марк открыл рот. Через долю секунды нагретый солнцем гладий оказался у внутренней поверхности бедра, на большой пульсирующей вене, разрезать которую — значило убить его.
Рений с отвращением покачал головой.
— Никогда не слушай противника! Гай смотрит, ты бьешься. Сосредоточивайся на том, как я двигаюсь, а не на моих словах. Я говорю, просто чтобы тебя отвлечь. Еще раз.
Они описывали круги по теням на земле.
— Твоя мать в постели сначала тоже была неуклюжей!
Одновременно с этими словами меч Рения мелькнул змеей, но Марк с металлическим звоном отбил удар. Он сделал шаг вперед и приставил меч к шершавому горлу старика. На холодном лице Марка не было и тени жалости.
— Предсказуемо, — прошептал Марк, глядя в ледяные голубые глаза, хотя все же был уязвлен.
Он почувствовал нажатие, опустил глаза и увидел в левой руке Рения кинжал, который острием впивался ему в живот. Рений усмехнулся.
— Найдутся такие, кто будет готов забрать тебя в могилу вместе с собой. Они опаснее всего. Налетят на меч, но выдавят тебе пальцами глаза. Я видел, как одного из моих так покалечила какая-то женщина.
— За что она так его ненавидела? — спросил Марк, отступая на шаг и все еще держа меч перед собой.
— Победителей всегда ненавидят. Это цена, которую нам приходится платить. Из любви люди готовы делать, что ты хочешь, но только тогда, когда сами этого захотят. Из страха тебе будут подчиняться, но только тогда, когда этого захочешь ты. Так лучше, чтобы тебя любили или боялись?
— И то и другое, — серьезно ответил Гай.
Рений улыбнулся.
— То есть чтобы тебя любили и уважали — а это невозможно, если ты отнимаешь земли силой и кровью. Жизнь никогда не сводится к простому вопросу и ответу. Ответов всегда много.
Мальчики озадаченно смотрели на него, и Рений раздраженно фыркнул:
— Сейчас я покажу вам, что такое дисциплина! Я покажу, чему вы уже научились. Положите мечи и станьте смирно.
Старый гладиатор окинул мальчиков скептическим взглядом. Неожиданно прозвенел полуденный колокол, и он нахмурился, его настроение мгновенно переменилось. Он произнес не резким, лающим учительским тоном, а низко и тихо:
— В городе голодные бунты, слыхали? Огромные шайки, которые уничтожают все, чем люди владеют, и кидаются врассыпную, как крысы, если кому-то хватает храбрости обнажить меч. Я проучил вас на два года дольше, чем собирался. Вы не готовы, но я не хочу тратить на вас всю оставшуюся жизнь. Сегодня ваш последний урок. — Он подошел к Гаю, который решительно смотрел перед собой. — Сегодня твой отец должен был встретиться со мной. То, что он впервые за три года опаздывает, говорит мне… о чем?
Гай прочистил пересохшее горло.
— Беспорядки в Риме серьезнее, чем вы думали.
— Да. Твой отец не увидит нашего последнего урока. Жаль. Если он погиб, а я убью тебя, кто унаследует поместье?
Гай в замешательстве заморгал. Слова учителя не вязались с его спокойным тоном. Он как будто заказывал себе новую тунику!
— Мой дядя Марий, хотя он сейчас с Перворожденным легионом. Вряд ли…
— Перворожденный — славный легион, хорошо воевали в Египте. Тогда я пошлю счет ему. А теперь я сделаю тебе одолжение как хозяину поместья, раз твой отец в отъезде. Как только вы оба будете готовы, вы сразитесь со мной по-настоящему, не в учебном бою, не до первой крови, а так, как могли бы сражаться сегодня на улицах Рима с бунтовщиками. Я буду драться честно, и, если вы меня убьете, считайте, что ваше обучение завершилось.
— Зачем убивать нас, если ты отдал нам столько вре… — выпалил Марк, забыв про дисциплину и про то, что ему запрещалось говорить без разрешения.
— Однажды вы окажетесь лицом к лицу со смертью. Я закончил ваше обучение, но вам нужно узнать еще кое-что. О страхе и о гневе.
На секунду им показалось, что Рений выглядит неуверенно. Потом его шея выпрямилась, и он снова стал похож на «кусачую черепаху», как прозвали его рабы.
— Вы мои последние ученики. Моя репутация, когда я отойду от дел, будет зависеть от ваших жизней. Я не выпущу вас в мир недоучками, чтобы ваши поступки не очернили мое имя. Мое имя — то, что я защищал всю жизнь. Я не хочу его лишиться.
— Тебе не будет за нас стыдно, — пробормотал Марк.
Рений резко повернулся к нему.
— Да мне стыдно за каждый твой удар! Ты как мясник, который в ярости лупит по бычьей туше. Ты не умеешь управлять своим гневом. Когда кровь отливает у тебя от головы, ты попадаешь в самую простую ловушку! А ты! — Он повернулся к заухмылявшемуся Гаю. — Ты не можешь и на секунду отвлечься от собственных яиц! Римляне, нобили? У меня холодеет кровь при мысли, что такие мальчишки унаследуют мое дело и мой город!
Вспомнив о рабыне, которую Рений избил перед ними кнутом за то, что она их отвлекала, Гай перестал ухмыляться. Ему все еще было стыдно перед ней, и пока Рений продолжал свою тираду, в Гае медленно разгорался гнев.
— Гай, можешь выбирать, кто из вас первым примет участие в поединке. Это твое первое тактическое решение!
Рений отвернулся, вышел на квадрат для боя, выложенный мозаикой на тренировочном дворе, и принялся растягивать мышцы ног, будто не замечая пораженных взглядов мальчиков.