Врата Рима
Шрифт:
Из его рук пошло тепло, которое Гай почувствовал даже во сне. Потоки тепла разошлись по груди и проникли в легкие, выгоняя оттуда жидкость. Тепло переросло в жар, почти до боли… Кабера снял руки и выпрямился, его дыхание стало громким и прерывистым.
Гай снова открыл глаза. Он был все еще слишком слаб и не мог двигаться, но ощущение, что внутри плещется жидкость, пропало. Он снова мог дышать.
— Что ты сделал? — прошептал Гай.
— Чуть-чуть помог, а? Хотя я хорошо выполнил операцию, тебе нужно было пособить.
Старое лицо избороздили
— Кто ты? — прошептал Гай. Старик пожал плечами.
— Я и сам до сих пор не знаю. Я был и нищим, и старостой деревни. Наверное, я искатель истины. А в каждом месте, куда я прихожу, истина своя.
— Ты в силах помочь моей матери?
Гай закрыл глаза и услышал, как старик тихо вздохнул.
— Нет, Гай. Ее болезнь кроется в уме или, может, в душе. Я в состоянии немного помочь тем, кто страдает телесным недугом, не более того. Это гораздо проще. Мне очень жаль. А теперь спи, паренек. Настоящий целитель не я, а сон.
Будто по приказу, Гая окутала темнота.
Когда Гай опять пришел в себя, на его кровати сидел Рений с привычно непроницаемым лицом. Правда, внешне его учитель изменился: левая рука была туго привязана к телу толстой повязкой, а под загорелой кожей угадывалась бледность.
— Как ты, парень? Я рад, что ты поправляешься. Этот старый дикарь, должно быть, волшебник.
Голос Рения, во всяком случае, не изменился, остался таким же отрывистым и резким.
— Возможно. Странно видеть тебя здесь после того, как ты чуть меня не убил, — пробормотал Гай.
Воспоминания о поединке ожили, и у него заколотилось сердце, а на лбу выступил пот.
— Я не хотел тебя ранить так сильно. Я промахнулся. Прости.
Старик заглянул ему в глаза в поисках прощения — и нашел его.
— Не извиняйся. Я жив, ты жив. Даже ты иногда ошибаешься.
— Когда я подумал, что убил тебя…
Старое лицо исказилось от боли.
Гай попытался сесть и, к своему удивлению, обнаружил, что силы начали возвращаться к нему.
— Ты меня не убил. Я всегда буду с гордостью говорить, что учился у тебя. И давай на этом закончим. Все в прошлом.
На мгновение Гаю пришло в голову: смешно, что тринадцатилетний мальчик утешает старого гладиатора! И все же слова дались ему легко. Он понял, что искренне привязан к Рению, особенно теперь, когда увидел, что тот — просто человек, а не идеальный воин, выточенный из камня.
— Мой отец еще здесь?
Рений покачал головой.
— Ему пришлось вернуться в город, хотя первые несколько дней он просидел у твоей постели, пока не убедился, что ты идешь на поправку. Бунты все хуже; чтобы восстановить порядок, отозвали легион Суллы.
Гай кивнул и вытянул перед собой сжатую в кулак руку.
— Хотел бы я стоять там и смотреть, как легион входит в городские ворота!
Рений улыбнулся воодушевлению юноши.
— На этот раз вряд ли получится. Зато
— Мне гораздо лучше, почти совсем хорошо. Сколько уже прошло времени?
— Неделя. Кабера поил тебя сонными травами. И все-таки все зажило невероятно быстро, а я на своем веку повидал немало ран. Старик называет себя провидцем, но, сдается, он еще и колдун. Я позову Тубрука.
Когда Рений поднялся, Гай протянул руку.
— Ты остаешься?
Рений улыбнулся и покачал головой.
— Обучение закончено. Я возвращаюсь на свою маленькую виллу, чтобы провести последние годы в покое.
Гай поколебался.
— У тебя есть… семья?
— Была когда-то, все давно умерли. Я буду коротать вечера с другими стариками, рассказывать небылицы и смаковать красное вино. И следить за твоими успехами. Кабера говорит, ты особенный человек, а мне кажется, этот старый демон редко ошибается.
— Спасибо, — сказал Гай, не в силах выразить словами благодарность старому гладиатору.
Рений кивнул и сжал его руку и запястье в крепком легионерском рукопожатии. Когда он вышел, комната вдруг показалась пустой.
В проеме возник Тубрук и заулыбался.
— Ты выглядишь лучше. На щеках румянец.
Гай ему ухмыльнулся. Силы возвращались с каждой минутой.
— Я сам чувствую, что окреп. Мне повезло!
— Дело не в везении. Скажи спасибо Кабере. Удивительный человек! Ему лет восемьдесят, но, когда последний врач твоей матери пожаловался на то, как тебя лечат, Кабера вывел его наружу и отлупил. Давненько я так не смеялся! У него сильные руки, хоть и худосочные, и первоклассный косой удар. Жаль, ты не видел. — Тубрук фыркнул от смеха, потом посерьезнел. — Тебя хотела видеть мать, но мы решили, пока ты не оправился, лучше ее не… расстраивать. Приведу ее завтра.
— Можно и сейчас. Я не очень устал.
— Нет. Ты пока слаб, и Кабера говорит, тебя нельзя утомлять.
Гай с притворным удивлением воззрился на Тубрука: с каких это пор тот следует чьим-то советам?
Тубрук снова улыбнулся.
— Ну, как я уже сказал, он удивительный человек, а после того, как он тебя вылечил, я к нему прислушиваюсь — по крайней мере к тому, что касается ухода за больными. Я пустил сюда Рения только потому, что он сегодня уезжает.
— И правильно сделал. Я бы не хотел оставлять это дело незавершенным.
— Я тоже так подумал.
— Удивляюсь, что ты не отрубил ему голову! — весело заметил Гай.
— Искушение было, но у любого учителя бывают несчастные случаи. Он просто не успел вовремя остановиться. Думаю, старый негодяй гордится вами обоими. Он даже тебя полюбил — за упрямство, не иначе. Что ты, что он…
— А как Марк? — спросил Гай.
— Рвется к тебе, конечно. Попробуй убедить его, что он не виноват. Говорит, что должен был настоять на своем и биться первым, однако…
— Я так решил и не жалею об этом. И вообще, я ведь остался в живых!