Врата судьбы

— Книги! — сказала Таппенс.

В этом слове, казалось, излилось ее раздражение.

— Что ты сказала? — спросил Томми. Таппенс подняла на него взгляд.

— Я сказала «книги», — повторила она.

— Понимаю, — произнес Томас Бересфорд.

Перед Таппенс стояли три больших упаковочных ящика. Из каждого было извлечено изрядное количество книг, но большая их часть все еще оставалась внутри.

— Просто невероятно, —

— Ты имеешь в виду, сколько места они занимают?

— Да.

— Ты хочешь расставить их все по полкам?

— Не знаю, что я хочу, — ответила Таппенс. — В этом-то все и дело. Никогда точно не знаешь, чего хочешь. О Боже, — вздохнула она.

— Ну что ты, — заметил ее муж. — Я бы сказал, это совсем на тебя не похоже. Основной твой недостаток всегда заключался в том, что ты слишком хорошо знала, что хочешь сделать.

— Я вот о чем, — сказала Таппенс. — Вот мы тут стареем, становимся все более — чего уж там — ревматичными, особенно, знаешь, когда наклоняешься, чтобы положить книги, или снять что-то с полки, или поискать что-то на нижней полке, а потом оказывается, что распрямиться не так-то легко.

— Да-да, — согласился Томми, — это точно описывает наши немощи. Это ты и хотела сказать?

— Нет. Я хотела сказать, как чудесно купить себе новый дом, и найти как раз такое место, где хотелось бы жить, и именно такой дом, о котором мы всегда мечтали — конечно, с небольшими изменениями.

— Превратить две комнаты в одну, — сказал Томми, — и добавить к ней то, что ты называешь «верандой», а твой подрядчик — «лоджей», хотя я предпочитаю называть ее «лождией».

— Она получится просто замечательно, — твердо произнесла Таппенс.

— Когда ты закончишь с ней, я ее не узнаю! Так, что ли? — спросил Томми.

— Совсем нет. Я только сказала, что, когда она будет закончена, ты придешь в восхищение и воскликнешь: «Какая у меня изобретательная и умная жена!»

— Хорошо, сказал Томми, — я запомню, что нужно сказать.

— Можешь не запоминать, — сказала Таппенс. — Эти слова вырвутся у тебя непроизвольно.

— Но какое отношение это имеет к книгам? — спросил Томми.

— Ну, мы привезли с собой два или три ящика книг. Я имею в виду, мы продали книги, к которым у нас не лежала душа, и привезли с собой только те, с которыми не хотели расставаться. И потом, конечно, эти, как их там — люди, которые продали нам этот дом, не помню их фамилии — не хотели забирать с собой уйму своих вещей и сказали, что если мы что-нибудь им предложим, они их оставят нам, включая книги. Мы пришли, посмотрели на вещи…

— И кое-что им предложили, — досказал Томми.

— Да. По-моему, не так много, как они ожидали. Кое-что из мебели и украшений было уж слишком ужасно, но, к счастью, нам не пришлось это забирать. Зато когда я взглянула на книги — некоторые стояли в детской, другие — в гостиной, — там была пара старых фаворитов. Я имею в виду, что и сейчас есть несколько моих самых любимых книг. И я подумала, было бы неплохо купить их. Ну, знаешь, история об Андрокле и льве. Помню, я читала ее, когда мне было восемь лет. Эндрю Лэнг.

— Неужели, Таппенс, ты умела читать в восемь лет?

— Да, — сказала Таппенс. — Я читала уже в пять. Тогда все умели читать в этом возрасте. И никто как будто не учился. Кто-нибудь читал тебе сказки, они тебе нравились, ты запоминал, куда именно на полку ставили книгу, тебе разрешалось брать и смотреть ее, и оказывалось, что ты читал ее, не разбирая слова по буквам. Потом приходилось труднее, — добавила она, — потому что я так и не научилась правильно писать. Было бы лучше, если бы в четыре года меня научили читать по буквам, теперь я это понимаю. Мой отец, правда, учил меня сложению, вычитанию и умножению, конечно, потому что он считал, что очень важно знать таблицу умножения, и делению я тоже выучилась.

— Он, должно быть, был очень умным человеком!

— Не думаю, что он был особенно умным, — сказала Таппенс. — Он был просто очень, очень милым.

— Мы не отошли от темы разговора?

— Отошли, — сказала Таппенс. — Ну, как я и сказала, мне захотелось снова перечитать «Андрокла и льва» — она входит в книгу рассказов о животных, кажется, Эндрю Лэнга. Как я любила ее. И книга об «одном дне из моей жизни в Итоне», написанная учеником Итона. Не представляю, почему мне захотелось прочитать ее, но я прочитала. Она тоже мне очень нравилась. Потом были рассказы из классики, и миссис Моулзворс — «Часы с кукушкой», «Ферма четырех ветров»…

— Хорошо, хорошо, — сказал Томми, — незачем перечислять мне все твои младенческие литературные достижения.

— А знаешь, сегодня их уже не достать. Конечно, они иногда переиздаются, но совсем по-другому, с другими картинками. Представляешь, на днях я увидела «Алису в стране чудес» и не сразу узнала. Она вся была какая-то странная. Там книги, которые я бы с удовольствием имела: миссис Моулзворс, одна или две старых книги сказок — Розовая, Голубая и Желтая — и, конечно, много таких, которые я с удовольствием читала позже. Много Стэнли Уэймена, книг такого рода. Они оставили здесь много таких книг.

— Ну ясно, — сказал Томми. — Ты соблазнилась и решила, что это будет хорошая покупка.

— Да. По крайней мере — ты не сказал «пока»?

— Я сказал «покупка», — пояснил Томми.

— А. А то мне показалось, что ты захотел уйти и сказал мне «пока».

— Отнюдь, — сказал Томми. — Я слушаю с большим интересом. Значит, это была хорошая покупка.

— Они достались мне очень дешево. И — и вот они здесь, среди наших собственных книг, и теперь у нас ужасно много книг, и, мне кажется, полок, которые мы заказали, не хватит. Как насчет твоей святой святых? Там найдется место для книг?

— Нет, — сказал Томми. — Там и мои-то не поместятся.

— Ну что ты будешь делать, — проговорила Таппенс. — Как это на нас похоже. Как ты считаешь, может быть, пристроить еще одну комнату?

— Нет, — возразил Томми, — мы должны сокращать расходы. Мы так решили позавчера, разве ты не помнишь?

— То было позавчера, — сказала Таппенс. — Времена меняются. Сейчас я поставлю на эти полки те книги, с которыми я не могу расстаться. А потом — потом мы посмотрим, что осталось, и — ну, где-нибудь поблизости наверняка найдется детская больница или другое место, где с удовольствием возьмут книги.