Врата судьбы
Шрифт:
— Мы можем и продать их, — сказал Томми.
— Не думаю, чтобы люди очень уж захотели купить такие книги. Их, в общем-то, нельзя назвать редкими.
— Как знать, — заметил Томми. — Кое-что могло давно не переиздаваться, и, возможно, какой-нибудь книготорговец ищет старые издания.
— А пока что, — сказала Таппенс, — нам придется расставить все их по полкам, да еще заглянуть в каждую, чтобы удостовериться, что я помню эту книгу и хочу ее иметь. Я пытаюсь вроде как рассортировать их. Ну там, приключенческие романы, сказки, книги для детей, повести о школах, в которых дети обычно бывают очень богатые — Т. Л. Мид, кажется. И книги, которые мы
— По-моему, ты уже утомилась, — заметил Томми. — Я бы на твоем месте оставил это занятие.
— Может, ты и прав, — сказала Таппенс. — Но мне хочется закончить эту сторону комнаты, чтобы книги уже стояли на месте…
— Давай, помогу, — предложил Томми.
Он подошел к ящикам, вывалил из них книги, собрал в охапку, подошел к полкам и рассовал их.
— Я поставлю их по размерам, — сказал он, — так будет аккуратнее.
— Какая же это сортировка? — сказала Таппенс.
— Для начала сойдет. Пока чтобы было аккуратно, а рассортируем их попозже. В какой-нибудь дождливый день, когда нам нечего будет делать.
— Нам почему-то всегда есть, что делать.
— Еще семь штук — сюда. Теперь остался только верхний угол. Подай мне, пожалуйста, вон тот деревянный стул. Как ты считаешь, он меня выдержит? Тогда я заставлю верхнюю полку.
Он осторожно поднялся на стул. Таппенс подала ему стопку книг, и он осторожно установил их на верхней полке. Неудача постигла только последние три, которые соскользнули на пол, едва не угодив в Таппенс.
— У, — сказала Таппенс. — Чуть не ушиб.
— Что поделать. Ты подала мне слишком много.
— И правда выглядит красиво, — подтвердила Таппенс, отойдя на несколько шагов. — Только поставь еще вот эти на вторую полку снизу, там осталось место. Как раз и ящик опустел. Вот и хорошо. Сегодня утром я займусь не нашими, а теми, которые мы купили. Мы можем найти сокровища.
— Можем, — согласился Томми.
— Я думаю, и найдем. Я уверена, что что-нибудь да найдется. Может быть, что-нибудь дорогое.
— И что тогда? Продадим?
— Пожалуй, — проговорила Таппенс. — Впрочем, можем и оставить, чтобы показывать людям. Не хвастаться, конечно, а чтобы можно было сказать: «Да, у нас есть одна или две редкие книги». Я думаю, у меня будут интересные находки.
— Что, какая-нибудь любимая книга, о которой ты успела забыть?
— Не совсем. Я имела в виду что-нибудь поразительное, неожиданное. Что-то, что перевернет всю нашу жизнь.
— Ну, знаешь, — проговорил Томми, — что только тебе в голову не взбредет. Скорее найдешь что-нибудь совершенно кошмарное.
— Чепуха, — заявила Таппенс. — Всегда надо надеяться на лучшее. Надежда — основная движущая сила в жизни, учти. Я всегда полна надежд.
— О, да, — со вздохом произнес Томми. — Как часто я сожалел об этом.
Глава 2
«Черная стрела»
Миссис Томас Бересфорд поставила «Часы с кукушкой» миссис Моулзворс на свободное место на третьей полке снизу. Там были собраны все миссис Моулзворс. Таппенс вытащила «Комнату с гобеленами» и задумчиво уставилась на нее. Или почитать «Ферму четырех ветров»? Она не помнила «Ферму четырех ветров» так хорошо, как «Часы с кукушкой» и «Комнату с гобеленами». Ее пальцы бродили по корешкам… Скоро вернется Томми.
Дело продвигалось. Да, дело определенно продвигалось. Если бы еще она не вытаскивала свои любимые книги и не принималась их читать… Приятное времяпрепровождение, но занимает столько времени. И когда, вернувшись домой вечером, Томми поинтересовался, как идут дела, она ответила: «О, все идет, как надо», и ей пришлось употребить ловкость и такт, чтобы он не поднялся наверх посмотреть, как продвигается работа. Все занимало много времени. С новыми домами всегда так — на обживание уходит куда больше времени, чем планировалось. А сколько невозможных людей! Электрики, например, каждый раз как будто недовольны тем, что сами же сделали в свой прошлый приход, занимают еще больший участок пола, где с веселым видом проделывают все новые отверстия, так что неосторожная домохозяйка попадает туда ногой и в последнюю минуту спасается невидимым электриком, ковыряющимся под полом.
— Иногда, — сказала Таппенс, — я жалею, что мы выехали из «Бартонз Эйкс».
— Вспомни крышу над столовой, — отвечал ей на это Томми. — А чердаки, а гараж. Ты же знаешь, мы чуть не лишились автомобиля.
— Мы могли бы сделать капитальный ремонт, — сказала Таппенс.
— Ну нет, — возразил Томми. — Нам оставалось либо перестраивать весь дом, либо переезжать. Этот дом когда-нибудь станет просто замечательным, я уверен. В нем для всего найдется место.
— Ты имеешь в виду, — уточняла Таппенс, — для вещей, которые мы собираемся хранить.
— Да, — согласился Томми, — что верно, то верно. Вещей набирается много.
В этот момент Таппенс подумала: что еще они сделают с домом, кроме того, что вселятся в него? Звучит просто, а на деле… Книги вот тоже прибавляют хлопот…
— Если бы я сейчас была обычным ребенком, — вслух произнесла Таппенс, — я бы не научилась читать так рано. Похоже, сегодняшние дети, которым по 7,5 или даже по 6 лет, не умеют читать, а многие не умеют в 10 и в 11. Не знаю, почему для нас это было так легко. Мы все умели читать. Я, соседский Мартин, Дженнифер, которая жила дальше по улице, Сирил, Уинифред — все. В буквах мы разбирались похуже, но прочитать могли все, что угодно. Не знаю, как мы учились. Спрашивая людей, наверное. Надписи на афишах, «Пилюли для печени Картера». Мы читали о них вдоль железной дороги, когда поезда подходили к Лондону. Это было очень интересно. Я все время думала, а как они выглядят? О, Господи, я должна думать о том, что я делаю.
Она сняла еще несколько книг. Три четверти часа прошли, пока она увлекалась сначала «Алисой в стране чудес», затем «Неизвестным истории» Шарлотты Янг. Ее пальцы задержались на толстом, потертом корешке «Венка из маргариток».
— О, вот это надо перечитать, — сказала Таппенс. — Подумать только, сколько прошло лет с тех пор, как я читала ее. Захватывающая книга. Все думала, позволят Норману конфирмоваться или нет? А Этель и — как называлось то место? — Коккуэлл, что-то в этом духе — и Флора, которая была «житейская». Интересно, почему все тогда были житейские, и это считалось плохо? Интересно, можно нас назвать житейскими или нет?
— Прошу прощения, мэм?
— Нет-нет, ничего, — сказала Таппенс, оборачиваясь к своему преданному вассалу, Элберту, который в этот миг появился в дверях.
— Мне показалось, вы что-то хотели, мадам. Вы же звонили, так ведь?
— Не совсем, — сказала Таппенс. — Я просто облокотилась на звонок, когда вставала на стул, чтобы достать книгу.
— Помочь Вам снять книги?
— Неплохая мысль, — сказала Таппенс. — Я не могу удержаться на этих стульях. Некоторые скользкие, у других ножки шатаются.