Врата судьбы
Шрифт:
– А как же девочки, твои внучки?
– Они, мне кажется, не получали никаких соверенов, – сказала Таппенс. – Но иногда она присылала мне половину пятифунтового банкнота.
– Половину банкнота? Но это же бессмысленно!
– Вовсе нет. Она разрывала банкнот пополам и посылала мне сначала одну половину, а потом, в следующем письме, вторую. Это делалось с определенной целью: чтобы никто не украл деньги.
– Скажите пожалуйста, какие предосторожности принимались в то время!
– Да уж действительно принимались. Ой, что это там такое?
Она в этот момент обследовала
– Давай-ка выйдем отсюда на минутку, – предложил Томми, – здесь ужасно душно.
Они вышли из КК. Снаружи можно было лучше рассмотреть находку. Это был толстый кожаный бумажник отличного качества. Кожа слегка затвердела от старости, однако ничуть не испортилась.
– Там, внутри Матильды, на него не попадала влага, – заметила Таппенс. – О, Томми, я, кажется, знаю, что там внутри.
– Знаешь? И что же, по-твоему, там такое? Думаю, что не деньги и уж точно не соверены.
– Конечно же, не деньги, – сказала Таппенс. – Мне кажется, это письма. Не знаю, сумеем ли мы их прочитать. Они такие старые, и чернила совершенно выцвели.
Томми очень осторожно раскладывал хрупкие желтые страницы писем, отделяя одну от другой, когда это было возможно. Они были написаны крупными буквами, очень темными синими чернилами.
– «Место встречи меняется, – прочел Томми. – Кен-Гарденс, возле Питера Пэна. 25-го, в среду, в 3.30. Джоанна».
– Мне кажется, – сказала Таппенс, – мы наконец до чего-то докопались.
– Ты хочешь сказать, что какому-то человеку, который собирался в Лондон, предлагалось отправиться туда в определенный день для встречи с кем-то другим, чтобы принести с собой документы или еще что-нибудь в этом роде? Но кто же, по-твоему, мог достать эти вещи из Матильды и кто мог их туда положить?
– Это не мог быть ребенок, – сказала Таппенс. – Это, должно быть, был кто-то, кто жил в доме и, соответственно, мог свободно передвигаться повсюду, не привлекая к себе внимания. Он мог получить то, что нужно, от шпиона, связанного с военным флотом, и переправить это в Лондон.
Таппенс завернула кожаный бумажник в шарф, который обычно носила на шее, и они с Томми вернулись в дом.
– Там есть и другие бумаги, – сказала Таппенс, – но в большинстве своем бумага испорчена, и они могут просто развалиться, когда их тронешь. Ой, что это такое?
На столе в холле лежал довольно толстый пакет. Из столовой вышел Альберт и доложил:
– Его прислали с посыльным, мадам. Лично для вас.
– Интересно, что это такое, – сказала Таппенс, беря в руки пакет.
Они с Томми вместе направились в гостиную. Таппенс развязала бечевку и сняла оберточную бумагу.
– Это похоже на альбом, – сказала она. – Мне кажется… Ах, здесь записка. Это от миссис Гриффин.
«Дорогая миссис Бересфорд, с Вашей стороны было очень любезно принести мне эту книгу для записи рождений. Мне доставило громадное удовольствие перелистывать ее и вспоминать разных людей и старые времена. Все так забывается. Порой помнишь только имя, а фамилию забываешь, а иногда, наоборот, помнишь только фамилию. Я тут недавно наткнулась на этот старый альбом. Он в общем-то и не мой. Мне кажется, он принадлежал моей бабушке, но в нем множество фотографий, и среди них две или три, которые принадлежат Паркинсонам, потому
– Старый альбом для фотографий, – сказала Таппенс. – Ну что же, это может быть забавно. Давай-ка посмотрим.
Они сели на диван. Это был типичный для того времени альбом. Многие снимки совсем выцвели, но иногда Таппенс удавалось узнать какие-то уголки своего сада.
– Посмотри-ка, это араукария. Ну да, смотри, а это ведь «Верная любовь». А там вон глициния и пампасная трава. Это, наверное, званый чай в саду или что-нибудь в этом духе. Ну да, вот видишь – стол, а за столом целое общество. И под каждой фотографией – имя. Вот, например, Мейбл. Ну, эта Мейбл не красотка. А кто это?
– Чарльз, – сказал Томми. – Чарльз и Эдмунд. Чарльз и Эдмунд, судя по всему, играют в теннис. Какие-то странные у них ракетки. А вот Уильям, неизвестно, кто это такой, и майор Коутс.
– А вот там… о, Томми, это Мери.
– Ну да, Мери Джордан. И имя и фамилия написаны.
– А она хорошенькая. Очень хорошенькая, как мне кажется. Снимок, правда, основательно выцвел… О, Томми, просто удивительно, что мы обнаружили здесь Мери Джордан.
– Интересно, кто это снимал?
– Возможно, тот самый фотограф, о котором говорил Айзек. Тот, в деревне. У него, наверное, до сих пор хранятся старые фотографии. Нужно будет непременно наведаться к нему.
Томми отодвинул в сторону альбом и начал просматривать дневную почту.
– Что-нибудь интересное? – спросила Таппенс. – Я вижу три письма. Два из них – счета. А вот это, то, которое ты держишь в руках, оно совсем другое. А ведь я спросила, есть ли что-нибудь интересное, – повторила Таппенс.
– Возможно, – сказал Томми, – завтра мне снова придется поехать в Лондон.
– Очередной комитет?
– Не совсем, – сказал Томми. – Мне нужно кое с кем повидаться. Это, собственно, не в Лондоне. Кажется, где-то по направлению к Хэрроу.
– А в чем дело? Ты мне ничего об этом не говорил.
– Мне нужно повидаться с одним человеком, это полковник Пайкавей.
– Ничего себе имечко, – заметила Таппенс.
– Согласен, имя довольно странное.
– Я раньше его слышала?
– Возможно, я говорил тебе о нем. Это человек, который постоянно живет в атмосфере дыма. У тебя есть таблетки от кашля, Таппенс?
– Таблетки от кашля? Право, не знаю. Да, кажется, есть. У меня сохранилась большая коробка еще с зимы. Но у тебя же нет кашля. Я, по крайней мере, не заметила.