Врата тьмы
Шрифт:
«Когда этот ребенок говорит «спать», то имеется в виду именно спать, развратник ты этакий. Ничего другого».
— Да нет, спасибо. Я здесь, на диване.
— Ладно. — Ребекка снова зевнула и направилась к кровати. — Спокойной ночи, Роланд.
— Спокойной ночи, детка, приятных снов.
— У меня сны всегда приятные.
Роланд усмехнулся. Он снова услышал Ребекку, которую знал всегда, и это помогло избавиться от видения форм новой, другой Ребекки. Он проверил, заперта ли дверь, вынул из футляра Терпеливую и выключил
Заскрипел матрас (Ребекка забралась на кровать), и раздался голос хозяйки:
— Подвинься, Том, не будь свиньей. Все место занял.
«Хорошо, что я не согласился. Чего мне сегодня только не хватало, так это драки с котом».
Руки сами выбрали мелодию, и он вдруг понял, что играет старый хит из «Айриш Роверс».
«Ну нет, — одернул он сам себя, уводя руки от этой мелодии. — Уж слишком это по теме».
— Темно тут сегодня.
Констебль Паттон высунулась в открытое окно полицейской машины и прищурилась.
— Тут всегда темно, — заметила она с раздражением. — Слишком много этих чертовых деревьев.
На этом участке легко было забыть, что они едут по центру большого города. Роуздейл-Вэлли-роуд шла по дну одного из многочисленных торонтских оврагов, и по обе ее стороны громоздились массивные деревья, они затеняли проходящий через их царство разлом и заслоняли редкие уличные фонари, недвусмысленно давая Человеку понять, что он всего лишь нежеланный гость — по крайней мере здесь.
— Гоночные фары, — буркнула Паттон. — Что нам нужно — так это гоночные фары.
— Слишком ты беспокоишься.
— Это ты слишком спокоен. — Она резко отвернулась от окна к напарнику. Эта пьеса была знакома обоим и разыгрывалась не реже одного раза в дежурство. Может быть, она слишком беспокоится, но для полицейского это лучше полного спокойствия. — Не забудь притормозить прямо перед мостом.
Констебль Джек Брукс усмехнулся, но улыбку скрыли пушистые усы.
— Думаешь, они вернутся?
Она пожала плечами.
— Кто знает? С бродягами никогда не поймешь. Одно я знаю — слишком здесь все пересохло, чтобы костры жечь.
— С этим трудно спорить, Мэри Маргарет.
Паттон возвела очи к небу. Этот сукин сын продолжал называть ее полным именем и отказывался говорить просто Мардж, как все остальные.
— Это тебе-то трудно спорить? — возвысила она голос. — Да ты готов спорить с чем угодно, чтобы я ни ска… О Господи!
Она вцепилась в приборную доску, когда Брукс вильнул в сторону, пытаясь уйти от сверкающей белой фигуры, вдруг вырвавшейся из-за деревьев. Но та оказалась слишком близко. И скорость была слишком велика.
Раздался звук удара о крыло и двойной глухой стук — под передними и задними колесами.
Брукс отчаянно затормозил, проклятия слились с визгом резины по асфальту. Оба офицера схватили шляпы и дубинки и выскочили на дорогу. В пятнадцати футах от себя они увидели, на что налетели. В ночной темноте виднелась бледная скорченная масса на асфальте. Они остановились, зная, что живым это быть уже никак не может.
— Большая белая собака? — предположил Брукс.
— Может быть. — Паттон перевела дыхание. Ей всегда было легче иметь дело с мертвыми людьми, чем с мертвыми животными. — Подойдем.
Брукс подошел первый, опустился на колени и застыл. Его глаза быстро приспособились к темноте, и он теперь ясно видел, что они сбили. Это существо было не более трех футов в холке, изящные ноги кончались тонкими раздвоенными копытами. На точеной голове между бровями выступал витой хрустальный рог. На Брукса смотрел агатовый глаз, в нем светилась боль, и Брукс понял, что зверь еще жив, хотя взор его тут же стал тускнеть.
— Джек, что тут… Святая Мария, Матерь Божья! Это невозможно. Этого не может быть.
Она тоже опустилась на колени, невольно осенив себя крестным знамением, и коснулась длинной белой шерсти. Дрожащими пальцами ощутила теплый и мягкий мех, такой же реальный и такой же нематериальный, как летний бриз.
Единорог вздохнул, испустил длинный выдох, принесший аромат лунных пастбищ, затрепетал и умер.
Дорога опустела.
— Я не хотел, — произнес констебль Брукс, трогая рукой то место, где лежал зверь. По щекам его текли слезы. — Видит Бог, я не хотел.
— Джек!
Он встрепенулся, услышав в голосе своей напарницы тревогу и страх. Она стояла на ногах, приподняв жезл, и костяшки пальцев у нее побелели. У края дороги под кустами что-то шевелилось.
Черное на черном. И зловоние, or которого он закашлялся.
Медленно поднимаясь с колен, Брукс боролся с парализующим его страхом. Первобытный ужас перед тьмой и таящимися в ней тварями. «Беги, — вопил внутренний голос, — БЕГИ!» Но они оба, привычно овладев собой, медленно пятились к машине. И сели в нее, ощущая колотящиеся у горла сердца, с влажными от пота ладонями, хотя никто их не преследовал.
— Эта тварь… — хриплый голос изменил ей, и она начала снова. — Эта тварь… она его и выгнала на дорогу.
— Ага.
Его голос звучал не лучше.
Они сидели, оглушенные, пока резкий свет фар проезжавшей машины (которая заметно снизила скорость при виде патрульного автомобиля) не вернул их в реальный мир.
Констебль Паттон обменялась с напарником озабоченным взглядом. Лицо у Брукса было усталым и изможденным, но он уже пришел в себя. Паттон возблагодарила всех святых, что не она была за рулем. Наконец она сказала:
— Мы ничего не видели.
— Верно. — Это прозвучало, как последний вздох единорога. — Мы ничего не видели.