Врата в будущее (сборник)
Шрифт:
Эта внешняя работа Института, для которой могут быть приглашаемы и лица, не входящие в состав преподавателей или учащихся, может сделаться как бы значительной частью институтской программы. Нести свет познания и утверждать основы творчества всегда радостно. Потому можно себе представить, что при планомерности этой работы эта часть занятий Института найдет своих искренних энтузиастов.
За годы существования Институт, конечно, имеет в своем распоряжении, кроме действующих кадров, также и значительное число окончивших, бывших учащихся, из которых так же точно могли бы быть почерпаемы полезные деятели для предположенных внешних выступлений. Будет ли то в народных школах, или в больницах, или в
Кроме новых познаваний, эти беседы могут положить основу возрождения кустарной, домашней промышленности. Каждое сельское хозяйство имеет такое сезонное время, когда всякие домашние изделия являлись бы великолепным подспорьем. Входя в старинный дом германского или французского крестьянина, мы поражаемся отличному стилю домодельных предметов. Эти старинные сельские изделия сейчас имеют большую ценность на антикварных рынках. А ведь творились эти предметы в часы досуга сельского. В них закреплялось врожденное чувство творчества и домостроительства. Вместо бегства в отравленные города создавался свой самодельный прекрасный очаг. Можно легко себе представить, насколько такие художественно-промышленные эмиссары будут желанными гостями на трудовых фермах. Сколько утончения вкуса и качества работы может быть вносимо так легко и естественно.
Когда же мы заботимся о сохранении культурных ценностей, то такие прогулки по всем весям государства будут и живыми хранителями традиций Культуры. Там, где вместо разрушения, порожденного отчаянием, вновь пробудится живое домостроительство, там расцветет и сад прекрасный.
Сказанное не есть отвлеченность. Эти утверждения испытаны многими опытами в разных частях света. Всюду сердце человеческое остается сердцем и питается оно прекрасною пищею Культуры.
Вспоминаю прекрасную персидскую сказку о том, как несколько ремесленников в пути должны были провести очень томительную ночь в дикой местности. Но каждый из них имел при себе свой инструмент, а в развалинах нашлось упавшее бревно. И вот, во время дозорных часов каждый из ремесленников приложил к обработке этого куска дерева свое высокое искусство. Резчик вырезал облик прекрасной девушки, портной сшил одеяние. Затем она всячески была украшена, а в результате – бывшее с ними духовное лицо вдохнуло в созданное прекрасное изображение жизнь. Как всегда, сказка кончается благополучием, в основе которого лежало мастерство в различных областях.
Другая же сказка рассказывает, как один из калифов, будучи пленен и желая дать весть о месте своего заточения, выткал ковер с условными знаками, по которым он был освобожден. Но для этого спасения калиф должен был быть и искусным ткачом.
Также еще вспомним мудрый завет Гамалиила, что, «не давший сыну своему мастерства в руки, готовит из него разбойника на большой дороге». Не будем вспоминать множества других высоко поэтических и практических заветов и безотлагательно направим внимание Института на такие возможности внешней высокополезной работы.
Эта запись дойдет до Вас к лету. Кто знает, может быть, уже и среди ближайшего лета что-нибудь удастся сделать в этом направлении. Но во всяком случае, с будущей осени уже можно принять этот вид работы планомерно – и тем еще раз исполнить девиз Института. Эту задачу мы все добровольно возложили на себя пятнадцать лет тому назад. Тем своевременнее будет развивать работу и на новых полях.
Мухобоязнь
Наш Нохор чумится. По-английски собачья чума – дистемпер, иначе говоря – расстройство. Это определение вполне правильно. Именно, происходит в собаке полное расстройство, и физическое, и психическое. Кроме странностей в еде, в походке и в отношении к окружающему, появились всякие страхи. Ко всем этим разновидностям страха присоединилось еще одно любопытное явление. Мы стали замечать, что Нохор вдруг оборачивается стремительно, как бы на что-то невидимое, подскакивает и, поджав хвост, куда-то в угол спасается. Зная, что собаки часто видят нечто, для нас незримое, мы приписали эти необъяснимые движения ужасного страха чему-то нам непонятному. Объяснение оказалось очень прозаичным. По весеннему времени появились первые маленькие мухи, и оказалось, что они были причиною этого ужаса.
Наверное, в нормальном состоянии большая собака не обращала бы внимания на первых маленьких мошек. Но чумное расстройство, очевидно, сделало этих крошечных мошек какими-то воображаемыми чудовищами. От чумной собаки всего можно ожидать. Все лишь пожалели, что расстройство может до такой степени внушать нелепые идеи. Ведь и у людей во время помешательства являются самые невообразимые соображения. При этом точность и конкретность этих воображений всегда поражает.
Кто слышал, как душевно больной описывает что-либо якобы им увиденное, всегда удивляется той несказанной убедительности, которая будет звучать во всех подробностях описания. Даже когда вы сами отлично знаете, что ничего подобного не было и быть не могло, то все же испытываете неприятное ощущение от нагромождения якобы реальных подробностей.
Мысленно вспоминая всякие рассказы о страхах, которые обуревают людей, считающихся нормальными, вы невольно вспомните о мухобоязни собаки. Конечно, наше время полно всякими смятениями. Конечно, люди имеют полное право ко всяким предпосылкам и подозрениям. Конечно, в такие напряженные времена воображение особо болезненно настроено. Но все же, когда вы встречаетесь с очевидною мухобоязнью, всегда делается душевно жаль людей, этих двуногих разумных существ, которые так постыдно обрекают сами себя на миражные ужасы.
Среди этих ужасов особенно звучит эгоистическое подозрение: что обо мне подумают? При этом совершенно упускается из виду, о ком именно предполагается. Подумает ли муха, подумает ли свинья, подумает ли волк, пес, подумает ли последний негодяй или подумает ли самый достойный человек? Совершенно упускается соображение, что или можно принимать во внимание думание последнего негодяя, или мысль достойнейшего человека.
В минуту миражного ужаса люди совершенно забывают, что мышление последнего преступного негодяя не совпадает с мышлением достойнейшего культурного мыслителя. Наоборот, было бы неестественно, если низкое подлое мышление могло бы мыслить в тех же путях, как и мысль самого высокого существа.
В миражном ужасе люди забывают, что или они хотели бы считаться с мнением преступных подонков, подчеловеков, или они хотят основываться на суждениях высоких и чистых умов. Ведь и то и другое никоими мерами не совпадает.
Приходилось видеть людей, глубоко огорченных тем, что какой-то подлый человек изругал их. Когда же их спрашивали, разве обрадовала бы вас похвала из уст этого негодяя? – они, вздрогнув, немедленно отвечали: было бы еще хуже ругани. И действительно, это было бы хуже ругани. И действительно, такою похвалою они сопричислялись бы к рангу похвалившего. И действительно, они оказались бы признанными преступными подонками, и это было бы вообще наихудшим.