Врата ведьмы
Шрифт:
Ее опасения вспыхнули с новой силой.
— Прости, — проговорил он, распахивая дверь. — Тебе лучше пойти первой.
За дверью была еще одна круглая комната, похожая на гостиную с камином, только поменьше. И в центре этой комнаты высилась колонна от пола до потолка. В ней было отверстие величиной с тыкву.
Из отверстия струился мягкий слабый свет.
Нилан знала, что это за слабое красноватое свечение. Мерцание такого оттенка излучала цветущая коакона. Она двинулась дальше в одиночку. Что-то обитало внутри этого дупла.
Родрико позади
— Почти целую зиму у дерева хватало магии в стержневом корне и остатков души, чтобы распускать листья… и даже цветы.
Нилан оглянулась на дверь, где лесник стоял, опершись на свою палку. Она вспомнила день, когда оставила свое родное дерево, так отчетливо, будто это произошло вчера, а не пятнадцать зим назад. Дерево выглядело нетронутым.
С чувством, граничащим с ужасом, она повернулась к резному отверстию и к тому, что покоилось внутри него.
— Дерево как-то узнало, что это его последнее цветение, — сказал Родрико, понижая голос. — Оно было вызвано его предсмертным дыханием. В последний раз.
Нилан уже с трудом слышала его слова и вопрос, заданный Мишель.
— Что вы имеете в виду? — спросила мечница.
— Когда коакона готова посеять свои семена, она взывает к другому духу, кровной сестре, чтобы та покинула ненадолго свое дерево и оба духа смогли соединиться — как пчелы, переносящие пыльцу с цветка на цветок. Дерево Нилан позвало слиться с ним.
— Но нимфаи больше не осталось, — возразила Мишель.
Родрико понизил голос.
— Неправда. Хотя Ужас и заражен, он все еще нимфаи. Один из призраков пришел на зов. Он отринул собственную боль, чтобы ответить на призыв дерева.
— Вы говорите, один из призраков Ужаса соединился с деревом Нилан?
Голос Родрико прозвучал отрывисто.
— Сеселия, хранительница. Она еще не была до конца охвачена болезнью и безумием. Она пришла и отдала часть своего духа, чтобы последний цветок дерева принес семя.
— Матерь Всемогущая, — вымолвил Лорд Тайрус. — Что же произошло?
К этому моменту Нилан заглянула в отверстие. Ответ лежал внутри него. В укрытии, словно в колыбели, лежал маленький ребенок. Источник свечения было легко обнаружить. Оно исходило от красного семени величиной со сливу, выступающего снизу живота, там, где у человеческих детенышей находится пупок. Нилан потянулась, но побоялась прикасаться к семени и к ребенку. «Оно проросло», — изумленно подумала она.
Родрико продолжил.
— Из детородного семени родилась новая нимфаи. Обычно дерево и связанная с ним нимфаи вскармливают юную сестру, пока та не станет достаточно сильной, чтобы посеять свое семя и вырастить свое дерево коакона, расширяя рощу. Но что-то… что-то неправильное произошло.
Нилан это ясно видела. Проросшее семя выглядело довольно естественно. Все нимфаи прорастали из своих семян медленно, как и сами деревья. И это имело облик младенца, несмотря на пятнадцать зим. Но Родрико следовало бы поправить — произошло что-то в высшей степени неправильное.
Родрико продолжил.
— Я не знаю, что случилось… Может
— Что же произошло? — спросила Мишель.
Нилан обернулась от колонны, ее ноги подкосились.
— Новая нимфаи… это мальчик.
На следующее утро Крал спустился по лестнице к главной комнате с камином. Аромат свежего хлеба и шипение свиного мяса вырвал его из постели на гусином пуху в тихой спальне.
После того как половину зимы он провел в походах, обходясь твердой лесной почвой в качестве постели и сумкой в качестве подушки, он крепко проспал всю ночь до раннего утра.
Горец потянулся и вошел в комнату. Он, похоже, проснулся последним. Остальные уже сидели за широким столом, заставленным хлебами, фруктами, вареными яйцами, мясом. Он также заметил груду снаряжения у дальней стены комнаты: меховые перчатки, утепленные плащи с капюшонами, подбитые горностаем, даже куски высушенного и копченого мяса рядом с твердыми сырами.
Мишель заметила его приближение. Змея на ее предплечье зашипела, после чего улеглась на свое место.
— Садись, Крал. Ешь. Нам нужно многое обсудить и спланировать.
Тот кивнул, вдыхая запахи со стола. Его желудок заурчал в предвкушении. Он устроился в кресле, пока Родрико наливал ему в каменную чашу горячий кофе.
— Я собрал теплую одежду и провизию для вашего путешествия, — объяснил Родрико. — Но не знаю, к чему оно приведет. Снег начинает валить сильнее, и верхние перевалы Ледяной Тропы станут непроходимыми на долгое время.
— Мы уходим сегодня, — проговорила Мишель, — начинаем тяжелый путь. С вашими щедрыми дарами мы будем продвигаться быстрее, каждодневные переходы возрастут.
Могвид застонал, но сдержался и промолчал. Крал мог понять ужас человечка. Он бы тоже не отказался провести здесь пару деньков, в этом теплом, уютном месте. Но он осознавал всю опасность промедления. Погода в горах была непредсказуема, особенно в это время года. Вероятность снежных бурь, ледяных штормов, холодных туманов повышалась с каждым днем.
— Но как мы пересечем Лес? — спросил Мерик, обхватив пальцами каменную кружку. — Если Нилан останется здесь, с ребенком…
— Но она должна, — прервал Родрико. — Древесное семя поддерживало ребенка до сих пор, но не сможет делать это впредь.
Нилан посмотрела как бы сквозь них. Под ее уставшими глазами лежали тени. Очевидно, она не так безмятежно спала, как Крал. Она оглядела их.
— Мальчик приближается к возрасту, когда отделится от своего семени. Тогда ему будут нужны пение и дух дерева.
— Значит, ты должна остаться? — спросил Тайрус.
— У меня нет выбора. Мальчик или нет, найденыш является отпрыском моего родного дерева. Я не могу покинуть его. Песня лютни поддержит странного ребенка, пока я буду заботиться о нем и защищать. Я не понимаю смысла в рождении нимфаи мужского пола, почему так произошло, но я должна помочь ему. — Она оглядела стол. — Простите меня.