Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I
Шрифт:
— Ты что дерешься! — сердито вскрикнул Генрих, взглянув на стоявшую близ него женщину и не понимая, откуда нанесен удар.
Злодея схватили тотчас же — и через два дня он был казнен. Рана короля оказалась не опасной; все лечение ограничилось небольшой лигатурой и куском пластыря. [56] Выслушав рассказ Генриха и осмотрев его рану, прямодушный д'Обинье, верный правилу /опасному при дворе/ говорить то, что думаешь, брякнул королю, намекая на его отступничество от кальвинизма:
56
В память злодейского покушения Жана Шателя по повелению короля в Париже была воздвигнута пирамида с надписью о соучастии в заговоре иезуитов. По их просьбе она была уничтожена в 1604 году.
— Вы, государь, отреклись от Бога покуда еще только на словах,
— Хорошо, но неуместно сказано! — воскликнула Габриэль.
— Согласен, — отвечал д'Обинье, — слова эти неуместны, если не будут приняты к сведению.
Сближение д'Обинье с фавориткой было упрочено взятием первым на свое попечение и воспитание ее сына, Цезаря. Пришлось оказывать этому ребенку родительские ласки именно тому человеку, который постоянно журил короля за его слабость к прекрасному полу. Строгий д'Обинье, как видно, твердо верил, что Габриэль будет законной женой Генриха IV и королевой французской.
Женой, как мы уже говорили, она могла быть только в случае формального развода Генриха с Маргаритой; чтобы быть королевой, ей еще следовало дождаться того дня, в который Генрих окончательно будет сам королем Франции, не по титулу, то есть на словах, а на деле. Именно во время его связи с Габриэлью он, область за областью, приводил себе к повиновению; один город подносил ему ключи и отворял ворота, другой приветствовал боевыми зарядами; в одной области кричали «Ура Генриху!», в другой — «Да здравствует Лига или Карл X!» Злоумышления, заговоры возникали на каждом шагу; Испания грозила отнять у Генриха отцовское его наследие — королевство наваррское. Настоящим королем Франции и Наварры родоначальник Бурбонов мог назваться только в 1600 году, когда его Габриэли уже не было на свете.
Подобно Юпитеру, Генрих IV золотым дождем осыпал свою Данаю, оделяя своими щедротами даже тех, которым покровительствовала его возлюбленная. В 1594 году ей было подарено имение Вандейль; в 1595 — Креси, в 1596 — Монсо и Жуань /Joignes/; в 1597 году король купил для нее герцогство Бофор, вместе с тем пожаловав ее из маркизы Монсо в герцогини. Кроме того, Габриэлью приобретены были поместья Жикур и Лузикур от Гизов; Монтретон и Сен-Жан; герцогство д'Этамп от Маргариты Наваррской. Тетушке своей госпоже де Сурди фаворитка выхлопотала ренту в пятьдесят тысяч ливров годового дохода. В дневнике Л'Этуаля и многих мемуарах того времени подробно описаны ее наряды и драгоценности, которым могла позавидовать не одна настоящая королева. Как видно, не без основания придворные обвиняли фаворитку в корыстолюбии. Поэт-лизоблюд из ее лакейской Вильгельм дю Сабль думал уязвить недовольных, влагая в их уста следующий совет, будто бы даваемый ими Габриэли, но только охарактеризовал ее систему наживы:
Подумай о себе: фортуна своенравна;Теперь ее щедрот из рук не упускай,На черный день богатства припасай,Дела свои вообще обделывай исправноИ верных слуг себе любовью привлекай! [57]Просим прощения за дубоватый перевод не менее дубоватого подлинника. Не одних льстецов вдохновляла Габриэль; очарованный ее прелестями Генрих IV собственной персоной ударился в поэзию и кропал в ее честь стишки, из которых одна песенка удостоилась даже сделаться народной… В исходе прошедшего века, по крайней мере, ее распевали во Франции:
57
Pensez, madame, a vous; la fortune est muable; Vous avez la faveur, ne la negligez point. Craignant, que quelque jour ne vous laisse en pourpoint, Faites des serviteurs et vous rendez aimable, etc.
Смысл немножко прихрамывает, но именно в этом-то и достоинство этих нежных стишков: где истинная любовь, там логика всегда отсутствует. Генрих, человек экзальтированный, восторгался до сумасбродства или /что одно и то же/ до стихоплетства, любя Коризанду, Габриэль, Мартину, Бретолину, Ля Гланде, мамзель Фаннюшь и т. д. Подобных муз у него было, вместо узаконенных девяти, ровно семью восемь. Изобретательный на эпитеты своим возлюбленным, он назвал Диану де Грамон прекрасной Коризандой; с именем Габриэли д'Этре неразлучно было прилагательное «прелестная» или «очаровательная» /«charmante»/. Прозвища эти можно назвать тоже своего рода титулами.
58
Многие из новейших историков, отвергая, что эти стихи — произведение Генриха IV, приписывают их какому-нибудь присяжному поэту. Отчего же король не мог написать этих плохих виршей: Charmante Gabrielle, / Perce de mille dards / Quand la gloire m'appelle / Je vole an champ de Mars. / Cruelle departie! / Malheureux jour! / C'est trop peu d'une vie / Pour tart d'amour!
Детей у Габриэли от короля было трое: сыновья Цезарь, Александр и дочь Катерина-Генриэтта. Все трое были узаконены и признаны, с присвоением им достоинства детей Франции. [59]
Таким образом, у Генриха IV, кроме запасной супруги, не было недостатка и в наследниках. Исчисляя щедроты короля фаворитке, распространявшиеся даже на ее родных, мы позабыли сказать, что отец ее был пожалован в генерал-фельдцейхмейстеры, к крайнему неудовольствию Сюлли, домогавшегося этой важной должности. Эта несправедливость была одной из причин непримиримой ненависти, которую этот великий муж питал к фаворитке; ненависти, с трудом скрываемой под маской уважения.
59
Цезарь, как мы уже говорили, родился в 1595 году; Катерина-Генриэтта родилась в 1596, узаконена в марте 1597; была с 1619 года замужем за Карлом Лотарингским, герцогом Эльбеф, и умерла 20 июня 1633 года. Александр, названный кавалером де Вандом /de Vandome/, родился в 1598 году, узаконен в 1599. Был в 1615. году посланником в Риме, умер в заточении в Венсенском замке, 8 февраля 1629 года, как полагают — от яда.
В 1598 году нескончаемое дело о разводе приблизилось к развязке. Генрих IV, только что завоевавший Бретань, находился тогда в Ренне, проводя время в забавах и на охоте. Раз после обеда у верховного судьи король, взяв Сюлли под руку, увел его в сад и начал весьма серьезный разговор о необходимости иметь законную жену и наследников, причем выразил желание выбрать себе первую преимущественно из среды французской знати. Сюлли отвечал советом последовать примеру Артаксеркса при выборе им Эсфири, то есть созвать красавиц со всех концов королевства и выбрать себе из них в супруги достойнейшую. Генрих очень хорошо понимал, что Сюлли заранее угадывает, к чему он ведет свою речь, но нарочно прикидывается простаком, выжидая решительного слова от самого короля.
— О, тонкая, лукавая бестия! — воскликнул тот наконец. — Ведь вы очень хорошо знаете, о ком я думаю, вам лучше, нежели кому другому, известно все. Вы желаете, чтобы я назвал эту особу? Я назову… Что бы вы сказали мне, если бы я именно на ней вздумал жениться?
— Я сказал бы вашему величеству, — отвечал Сюлли, — что, кроме всеобщего неудовольствия, стыда и раскаяния, которые вы этим навлечете на себя, едва ли вам будет возможно выпутаться из затруднений с детьми, прижитыми вне брака, детьми, извините, весьма двусмысленного происхождения. За дочь вашу не поручусь, но что Цезарь рожден во время связи с Белльгардом — это почти не подлежит сомнению. Дитя, которое вы теперь ожидаете, будет во всяком случае рождено вне брака… Подумайте, в какие отношения к этим детям будут поставлены те, которые будут у вас после законного брака?
— Все уладится к лучшему, — торопливо перебил Генрих. — Даю вам слово не говорить ей о нашей беседе, чтобы не поссорить вас с ней. Она вас любит, уважает, но вместе с тем сомневается в вашем расположении и говорит всегда, что для вас королевство и моя слава дороже личного моего удовольствия, даже — меня самого…
В апреле того же 1598 года Габриэль родила сына Александра. Пышный церемониал при его крещении, приличный разве только при крещении законных детей королевских, заставил Сюлли вступить в открытую борьбу с фавориткой. Сократив расходы и изменив некоторые параграфы программы, он сердито сказал распорядителям: «Пусть будет по-моему. Никаких детей Франции знать не хочу!» Назначенные для участия в церемонии чиновники решили идти с жалобой к фаворитке, но Сюлли предупредил их, отправясь к королю. Генрих раскричался, вышел из себя и послал Сюлли к Габриэли для объяснений. Фаворитка приняла его с самым оскорбительным высокомерием; при первой же колкости с ее стороны Сюлли возвратился к королю. Генрих, которому пришлось рассудить любовницу и друга, душой не покривил, приняв сторону правого. Вместе с обиженным, даже в его карете, король приехал к фаворитке. Вместо обычной ласки и поцелуя, взяв за руку ее и Сюлли, Генрих прочитал ей нравоучение: